глубокий вдох, и мы заглянули под нее.
– Святые угодники, чтоб их! – выдохнул дядя. – Глазам не верю.
Внутри стола была встроена серебряная клавиатура, похожая на кнопочную панель банкомата или калькулятора.
– Это кодовый замок, – сказал я. – Набираешь код, и что-то открывается.
– И какой же код? – спросил дядя с видом, будто вот-вот расплачется.
– Не знаю.
– Естественно, ты не знаешь, Альфред! Я бы не спросил, если бы думал, что ты знаешь.
Дядя взглянул на часы и закусил свою толстую губу.
– Ладно, Альфред, все нормально, – произнес он тем фальшивым жизнерадостным тоном, которым взрослые иногда разговаривают с детьми. – Я иду вниз и встречаю копов, а ты остаешься здесь.
– Остаюсь здесь, а дальше?
– Взламываешь код.
Дядя ободряюще похлопал меня по спине и пошел к двери.
– Дядя Фаррел! – позвал я, но он меня проигнорировал.
Звякнул звонок лифта, и наступила самая оглушающая тишина в моей жизни.
Я посмотрел на кнопочную панель. Пин-кодом могла быть дата рождения мистера Сэмсона, или год, когда он основал свою компанию, или вообще случайный набор цифр, которые ни с чем не связаны. Ни одной нужной даты я не знал и начал наугад нажимать на клавиши. Никакого результата. Мне подумалось, что я могу тыкать пальцем до второго пришествия и все без толку.
Бросив это занятие, я снова сел в кресло и глянул на часы. Вдруг копы захотят осмотреть офис мистера Сэмсона и потребуют, чтобы дядя провел их сюда? Нам стоило запастись уоки-токи.
Нервничать и одновременно маяться от безделья – необычное сочетание. Я не мог сидеть сложа руки, а потому наклонился и стал разглядывать потайное отделение. Тихий голос в голове прошептал: «Телефон». Потом снова: «Телефон». И я задумался: почему он так настойчиво нашептывает это слово?
И тут до меня дошло.
– Буквы, – прошептал я.
Телефон мистера Сэмсона стоял на полу. Я поднял его и поставил себе на колени. Как и у всех телефонов, у этого каждой цифре соответствовали три буквы: например, цифре «два» – буквы «А», «В» и «С».
В общем, я начал набирать разные комбинации.
Семь-два-шесть-семь-шесть-шесть, что равно СЭМСОН. Ничего. Два-три-семь-шесть-два-семь-три равно БЕРНАРД. Ничего. А вдруг это кличка собаки с фотографии? Я интуитивно набрал: девять-шесть-пять-три (ВОЛК).
Ничего.
Вздохнув, я снова посмотрел на часы. Дядя Фаррел ушел пять минут назад. Он говорил, что быть умным не так уж важно, но мне показалось, что это качество могло пригодиться. Скорее от безысходности я набрал: два-пять-три-семь-три-три.
Внизу подо мной что-то загудело, и гул начал усиливаться, как будто мотор набирал обороты. Пол задрожал. Я тихо вскрикнул и оттолкнулся от стола, а тот оторвался от пола и завис в воздухе, как на спиритических сеансах.
Из-под ковра медленно вырастал массивный металлический столб. Он поднимался, пока столешница не оказалась в считаных дюймах