тени, пробрались во вражеский стан казачки, под брюхо лошадей спрятались. Бредут одни лошади, да и все тут. Несколько часовых удалось отважным ребятам кинжалами снять, а одного немца-солдата пикой закололи, так упал, и не вскрикнув, сердечный!
А как в городе очутились, спугнули, переполоху наделали среди врагов да ласточками назад и упорхнули.
Упорхнули, да не все: на беду споткнулась у одного казака лошадь да, падая, придавила своего всадника. Барахтался недолго станичник, выбрался… Товарищи далеко, пешим не угнаться, а лошадь позапуталась в поводьях.
Торопится станичник ее выправить, да в поспешности руки не как нужно работают, а тут кругом набежали немцы, плотным кольцом – обхватили русского.
Отбиваться пытался казак, немало врага посек, да больно много народу на него насело, не совладать с ними.
Схватили, в плен взяли. Радуются, да и как не порадоваться: самого злейшего врага взяли.
Казаки
– Казак, казак в плен попался! – слышатся радостные восклицания по всему городку.
Руки, ноги связали, в подвал темный бросили, – пусть до утра полежит так, а там завтра и допрос с него снимем, – решили германцы.
Немало передумал злополучный станичник за эту ночь, всячески поломал голову, как бы ему из плена себя вызволить, на свободу удрать!
Где тут! Стены крепкие, каменная, отдушина есть, да в нее разве кошка пролезет, а где тут человеку?
А тут еще руки и ноги связаны. Плюнул даже с досады казак. И неволя-то томит его, дума невеселая в голове роится, вспомнил он и о наказе своего офицера:
«Накажу, мол, если кто из вас попадется к немцам».
А тут вон и попался, точно кур во щи! Как ребенка малого свивальником опутали!
Еще больше загоревал пленник. Слушок прошел, что немцы казаков не терпят, коли поймают всякое зло им, пытки чинят, а убьют, так труп позорят, догола раздевают, воронам на клев бросят!
Не боится смерти станичник, с тем и воюют, что смерть постоянно в глаза глядит. Какой же тогда и казак был бы, если бы трусил!
Забыли ли про пленного немцы, или просто хотели его продержать подольше в погребе.
Есть захотелось казаку. Знает, что время заполдень перешло, а никто не идет.
Снова подкатился к отдушине, зорким взглядом обмерил ее.
– Нет, узка, не выбраться! – прошептал он и принялся перегрызать на ногах веревки.
Это ему удалось. Крепки казачьи зубы, – все перегрызут. Встал, размялся, несколько шагов сделал, кровь по жилам пробежала. Руки не развязать, назад закручены. Не обо что веревку потереть, гладкие стены, ни крюка, ни связи железной, ничего нет, все замазано.
А тут загремел засов у двери, два дюжих немца вошли, с винтовками, из двери еще двое выглядывают, к безоружному пленнику боятся подступить – одно слово, казак, пугало для немцев!
Зовут с ними идти. Хотели ноги развязать, а у него и веревок на них нет.
– Проклятый казак! – невольно вырвалось у одного из солдат, в спину прикладом со злости пленника ударил.