что склонилась над ним, а, красавица первая на деревне? Пелагея, которой восемнадцать было, а ему девятнадцать брякнуло. И как загнал он её в тёмные сени, и впивался отроческими ещё губами в её шею, рот, грудь, чувствуя, как твердеет и рвётся наружу член, а после, закладывающий уши крик боли и истерика, её истерика, и слёзы матери, через три дня после случившегося, над высоким холмиком свежевырытой земли на кладбище, её кладбище.
Старик хотел мотнуть головой, дабы прогнать навязчивое видение, но так и застыл со стеклянными, открытыми глазами, койи тронула уже своим дыханием мертвая туманная пелена.
Мария боялась сделать шаг, оцепенев, ужасаясь тому, что только что произошло на её глазах. Минуту, две, три, она, не отрываясь, смотрела в одну точку, на его растопыренные, белые пальцы правой руки, между которых зацепилась тонкая русая прядь волос, её волос. Когда он успел вырвать её локон, Мария не поняла. Не поняла или не почувствовала, неважно, но её волосы были в его руках, мертвых руках. Девушка неуверенно, едва держась на ногах, шагнула к старику и наклонилась. Её чуть не стошнило при виде его обнаженного скрюченного тела. Подавив в себе рефлекторный порыв, она подцепила русую влажную прядь, поднялась, и оглядываясь, побежала наверх за остальными вещами. Одевшись наспех, в долю секунды, она преодолела лестничный пролёт и ринулась к выходу.
– Нет, стоп, камера! – сглотнула тяжело Мария – Оставлять пустую камеру без флэш-карты глупо, этот мертв, но её найдет Альберт, и тогда…
Поборов чувство омерзения и страха, Мария вновь перешагнула порог предбанника. Пятясь, стараясь не смотреть на мёртвого старика, девушка дрожащими руками подняла «Кэнон» и, не оборачиваясь, вышла. Торопливо, короткими перебежками, Мария добралась до ворот. Пелена была повсюду, на небе брезжил ранний рассвет, в воздухе чувствовалась прозрачность и лёгкость. Идти по дороге она отказалась сразу, слишком опасно. Невольно, но девушка чувствовала себя преступницей – не оказать первую помощь умирающему, пусть и самому преступнику, это простить себе было трудно.
Свернув в проселок, Мария быстрым шагом, почти бегом, направилась в сторону МКАДа. Ветки и гравий шуршали под ногами, мохнатые лапы елей цеплялись за ветровку и ремень заплечного рюкзака, волосы беспорядочно разлетались по плечам и спине, но она шла. Утренняя прохлада забиралась за шиворот, щекотала шею и разгоряченное тело, мелкой вереницей мурашек прокрадываясь к локтям.
Его гримаса ярости стояла перед глазами, его мимика, последний жест возмущения и угрозы, его слова и подтверждение догадки. Боже, неужели Бог, сам Всевышний Господь, услышал её мольбу и крик о помощи? Ведь если бы не Он, то на месте Ивана Станиславовича оказалась бы она. Да, старик топтал бы её молодое тело и никакой пощады. От осознания этой реальности Марие стало ещё холоднее и она побежала прочь, прочь от этого проклятого ужасного места, где творилось такое, о чём даже представить страшно. Минуты, ничтожные минуты,