снов.
Жёлтым серпом луны
скошен недели сноп.
Ходиков мерен ход,
спит опустевший дом.
Самый несчастный тот,
кто одинок вдвоём.
* * *
Мне только минуты, наверно,
хватило вполне бы,
чтоб духом воспрянуть,
чтоб как-то очнуться от спячки,
чтоб солнце увидеть —
багровое солнце, в полнеба,
и чаек, их танец, их крылья —
балетные пачки.
Но лучше не надо.
Безжалостна давняя память,
она вызывает
какую-то странную ревность,
уж лучше и дальше, как прежде,
стремительно падать
в болото печали,
а значит, в свою повседневность.
Я всё забываю.
Я буду с годами суровей.
Пройду, без заминки
на льду осторожности тонком.
Не надо, прошу я,
не хмурь свои белые брови —
ведь их обесцветило солнце
до осени только.
* * *
Я буду приходить по четвергам —
худой, как у камина кочерга,
в плаще, до неприличия потёртом,
когда молчит охрипший телефон…
Ты извини: я – это только фон,
унылый фон, увы, для натюрморта.
Художник не напишет этот бред:
тут фруктов нет, нарциссов тоже нет,
а есть тоска, мы к ней теперь приступим.
Она везде, куда ни наступи,
она, как будто марево в степи,
колышется незагустевшим студнем.
А может, не приду я никогда,
я это так, спонтанно, нагадал,
чтоб воскресить, чему не быть в помине,
что быть могло, но вот – не суждено,
я это знал, я это знал давно,
но в этом я ни капли не повинен.
Я виноват, пожалуй, только в том,
что не стучусь в тот опустевший дом,
не ем омлет, тефтели с кашей пшённой,
что никакая мы с тобой семья,
что в этом доме не остался я
штрихом случайным и незавершённым.
* * *
Давно всё забыто.
Сгорела мечта без огарка.
Живу, как придётся,
скукоженный, как запятая.
Но я вспоминаю
хрустящую белую гальку.
Зачем – я не знаю.
Но всё-таки я вспоминаю.
И девочку эту.
Зачем я так быстро уехал?
Зачем всё мелькнуло,
как будто пейзаж заоконный?
Но я вспоминаю —
и нежности слабое эхо
находит меня
так настойчиво и незаконно.
Два-три поцелуя
да быстрое рукопожатье…
Нельзя и подумать,
что быть надо как-то смелее.
И белое это,
пронзительно-белое платье —
как будто из снега, да нет,
даже снега белее.
Не сон ли всё это?
Я сам сомневаюсь отчасти.
Закрою глаза —
и, как ветер, проносится мимо
дыхание моря, дыхание
близкого