апреля всклень
ожиданьем счастья полон.
Как посол иных держав
среди шумного вокзала,
я его не удержал,
потому что ускользало.
Ты ещё со мной стоишь,
но дождём твой профиль вымыт,
и в руках держу я лишь,
что уже неуловимо.
Что слоится, как туман,
и по-прежнему ненастьит, —
этот мир, где лишь зима,
мир, захлопнутый для счастья.
* * *
Подумать я тогда не мог,
что это – карантин,
что я смертельно одинок,
хотя и не один.
Но я тогда не пожалел,
когда, уже в конце,
твоя улыбка, как желе,
застыла на лице.
Когда холодные, как ночь,
слова я слышу те,
что неожиданны, как нож
убийцы в темноте.
* * *
Панорама дальняя,
лодка в мелкой старице…
Время увядания,
время нам состариться.
Желтизной всё залито…
Может, двинем полем мы?
Накопилось за лето
то, что мы не поняли.
Были ямы, рытвины…
Как у жизни выпытать,
что же у корыта нам
ожидать разбитого?
Не понять, наверное,
то, что не положено,
что твоё неверие
на моё помножено…
…но для чего эта память? На что мне?
* * *
Запах духов, острый запах укропа,
белый шиповник в саду придорожном,
где чернобылом заросшие тропы…
Как бы забыть, да забыть невозможно.
Снова мне снится жасминовый ветер —
счастья пролётного бдительный сторож.
Как этот мир непонятен и светел!
Как он прекрасен, хмельной от простора!
В ставни закрытые веткою стукнет,
вновь уводя в бурелом чернобыла…
Только лишь юности это доступно.
Но для чего это всё-таки было?
Но для чего эта память? На что мне
эта тревога и боль до предела?
Словно у старой заброшенной штольни
с часу на час ожидаю расстрела.
* * *
От бега коленные ноют суставы,
ботинки мои увязают в снегу,
а я всё бегу и бегу за составом,
а я всё проститься с тобой не могу.
Ты – там, за окошком, в тепле и покое,
куда не доносятся скрежет и шум,
а я… Я не знаю, что это такое,
зачем я бегу и рукою машу.
Каким запрещается это законом
с собой меня взять, как какую-то кладь?
И я всё бегу, всё бегу за вагоном,
боясь, обретая, тебя потерять.
И нет уже сил, и стесняет дыханье,
и поезд скрывается в сером снегу.
Но как мне поверить, что это – прощанье,
когда я расстаться с тобой не могу?!
* * *
Убогий дом, фасад его обшарпан,
но он надёжно от других скрывал
и приглушал, как