сколько ты им пробудешь? – донеслось из приоткрывшегося кабинета. – Год? Полтора?
Миша догнал его и схватил за плечо.
– Что ты будешь делать, когда дожрешь это тело до конца? А, человек?
– Я найду выход!
Миша схватил Петра за ворот и прижал к стене.
– Выход у нас один – в летаргию! Короткое пребывание в оболочке, и снова – стазис! Такова жизнь! Думаешь, мы хотим разрушать миры? Думаешь, мы чудовища?
– Да!
– Но как нам быть без оболочек? Как, скажи? Скопом стать колонистами, деградировать, одичать? – он разжал руки и отошел в сторону. – Сон – лишь временная мера! Дома больше нет! Первые симбионты вымерли! Цивилизация на краю гибели! – он со злостью направил на него палец. – Пойми же, наконец, на тебе лежит большая ответственность! Ты наш двигатель! Оставь свои глупые идеи! Тело умрет, и ты станешь одним из колонистов, будешь жить в норе на орбитале, потеряешь разум! Ты этого хочешь? Что тебе делать среди этой биомассы, которую оставляют на планетах как балласт, чтобы корабли смогли долететь до следующего мира? Твое призвание, твой долг – находить разумных носителей! – с нажимом сказал он. – Если ты уйдешь, мы потеряем самосознание или умрем в стазисе! Одумайся!
«С чего ты взял, что у колонистов нет сознания? Откуда ты знаешь, что оно есть у нас?»
– Мы уже…
Петр изменился в лице. Дикий крик отдался эхом от стен. Он согнулся и упал, свернувшись в позу эмбриона. Миша отпрянул.
– Уйди, дрянь, – засипел Петр, хватаясь за голову. На губах выступила пена, а тело сотряслось в конвульсиях.
– Нет, не может быть, – едва шевеля губами, произнес Миша.
– Это я… тебя… уничтожу, а не ты… мой мир! – Петр рывком перевернулся на живот и пополз к лестнице, рыча и постанывая при каждом толчке вперед.
Миша растерялся.
Трясущимися пальцами Петр набрал пароль на панели у лестницы. Через люк столбом спустился свет. Он взобрался наверх, хватаясь за ступеньки влажными липкими руками, и плюхнулся на колючую хвою, жадно хватая ртом воздух и выкрикивая проклятия.
На шум прибежал молодой солдат и, вскинув автомат, принял боевую стойку.
– Не двигаться! – скомандовал он.
– Стреляй! – завопил Петр. – Стреляй! Давай! Оно во мне! – он разодрал рубашку и царапал кожу на груди.
Выскочил Миша и попытался заслонить товарища. Солдат насторожился и положил палец на курок.
– Нет! – закричал ассистент, выставляя вперед руки. – Нет! Он не в себе! Уйдите!
Военный переступил с ноги на ногу и взял Петра на прицел.
– Стреляй!!! В меня, в него, во всех! Это осы! Везде осы!
Миша не выдержал и ударил товарища ногой в челюсть. Голову обожгло. Миша навалился сверху и продолжил бить по лицу кулаками. Несколько минут Петр терпел и сопротивлялся, но тьма оказалась сильнее.
Прежде чем открыть глаза, он услышал гул вентиляторов под потолком. Затем приподнял веки.
«Как же я устал, – первое, что пришло ему в голову, – как же я смертельно устал».
Через мутную пелену в ореоле