заметила она, посмотрев на меня.
Над озером пронесся истошный визг, напугавший трех гусей. Они тут же взмыли в воздух и пролетели над нашими головами, а потом исчезли за деревьями у дальнего берега. Мы проводили их взглядом.
Я поднял брови:
– К чему говорить, если не можешь изменить тишину к лучшему?
– А с чего ты взял, что мне это не нравится? – спросила она, легла на спину и поплыла.
– Ан-на! – прокричал с берега мужской голос.
Она помахала рукой.
– Ты нам тут нужна! – послышалось следом, и она показала большой палец.
– Подожди, я скоро вернусь, – пообещала она и проплыла мимо, легонько задев своей ногой мою в незримом мире под нами.
А в понедельник мы все вместе после работы отправились в местный клуб «Блокбастер». Тогда все кутили чуть ли не каждый вечер. По пятницам, субботам и понедельникам выпивка продавалась со скидкой, а воздух насквозь пропитывался звуками караоке. И сам не понимаю, как нам только хватало энергии работать весь день, а потом еще и веселиться до ночи, но в этом возрасте никто не оглядывается назад. Ведь вся жизнь еще впереди.
Мы сидели на белой банкетке, обтянутой винилом: она – откинувшись назад, я – подавшись вперед, пока все остальные танцевали. Помню, из динамиков доносился какой-то жуткий гаражный мэшап, танцпол переливался огнями, и в темноте я взял Анну за руку. Минуты три мы смотрели друг на друга, а когда песня закончилась, мы уже брели в гору по пути в город.
Когда мы дошли до пустой парковки за зданием «Блокбастера», Анна остановилась и сказала: «Пока ты не сделаешь следующий шаг, я с места не сдвинусь». По прошествии лет мы с ней спорили, кто первым проявил инициативу. «Ты меня поцеловал, – настаивала она. – Я точно помню».
Мы запоминаем все так, как нам самим хочется.
Начало девяностых
Когда ее не стало, из дома вынесли и ее вещи. Еще накануне они все были на месте – а потом пропали. Совсем как она сама.
Мальчишками мы с Сэлом любили играть в прятки. Я вставал у подножия лестницы, закрывал лицо руками и считал до двадцати. Мы тогда жили в старом викторианском доме с высокими потолками и пыльными углами. Когда-то тут жил приходской священник, а потом домом постепенно стало овладевать запустение. Папа работал на нынешнего владельца, выполнял в поместье разные поручения, и тот взамен разрешил нам сюда вселиться, снизив арендную плату. Огромный дом казался нам настоящим дворцом.
Я считал медленно, чтобы Сэл успел спрятаться, а потом поднимался по лестнице. Он всегда выбирал одно и то же местечко, но я все равно каждый раз устраивал целый спектакль, делая вид, будто понятия не имею, где он мог спрятаться: заглядывал за тяжелые шторы, висящие на окне, проверял все отделения и ящички шкафа. Я обыскивал весь этаж, а в самом конце подкрадывался к двери родительской спальни. Распахивал ее и, выгадывая время, обходил комнату, проверяя, что изменилось со вчерашнего дня. Маленькая стопка шитья, новая раскрытая книга на прикроватной тумбочке, забытый стакан воды. Меня зачаровывала шеренга стеклянных