машину спереди. Я смотрю на него, и кажется, что моё сердце разорвётся от переживаний. Надеюсь, меня не вырвет в его машине. Я в ужасе.
Он садится за руль и заводит машину. Я открываю окно, чтобы смахнуть пепел и заодно вдохнуть свежий воздух, потому что я не дышу уже минут десять. Я бы просидела так вечность, но он спрашивает:
– Где ты живёшь?
– На «Пионерской». Проспект Королёва, – я машинально вру. Опять.
Я назвала адрес своей бабушки, потому что на самом деле живу в пяти минутах от филиала ада. Я не хочу расставаться с ним так быстро. Он поднимает брови, включая заднюю передачу. Наверно, он уже пожалел, что предложил подвезти меня.
– Как тебя сюда занесло, апельсинчик? – говорит он, оборачиваясь назад, чтобы выехать с парковки.
Я почувствовала запах эйфории, когда он повернулся. Он положил свою руку на подголовник моего сиденья, и мне пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не уткнуться в неё лицом. Я так сильно пьяна, что на миг мне показалось это совершенно уместным. Хорошо, что я вовремя очнулась и зажмурила глаза, чтобы вернуть хоть какую-то способность мыслить.
– Не знаю. Я не апельсинчик!
Всю дорогу я думаю о том, как бы не проколоться на своём вранье. Всё, о чём Дима не начинает говорить, упирается в моё враньё. Я всё испортила.
Сейчас, когда я сижу здесь, на чёрном диване спустя шесть месяцев после событий, которые мы все только что прожили вместе с моей болтающейся во временной петле душой, я чётко осознаю, что тогда я ничего не испортила. Я всё испортила сейчас. Я вижу Диму в проёме открытой двери офиса филиала ада. Вижу, как он крутит на указательном пальце своей левой руки брелок от BMW. Его правая рука в кармане его чёрных штанов. Он разговаривает с охранником Костей. Я не знаю, знает ли он, что я здесь. С одной стороны, я хочу, чтобы он забрал меня отсюда, с другой – я помню его ультиматум. Я не хочу его терять. Я не смогу вынести чувства вины перед собой за наше с ним расставание. Не могу поверить, что он оставит меня из-за одной ошибки. Не могу бороться с собой, чтобы сейчас не уехать с ним. Я пытаюсь закричать, чтобы он повернулся и увидел меня, но мой речевой аппарат пока ещё находится под угнетающим воздействием яда. Я заперта в своём прекрасном теле.
Прошло примерно сто семьдесят лет, Дима и Костя до сих пор разговаривают. Он так близко физически, но я не могу до него дотянуться. Это так символично. Я трачу все свои оставшиеся жизненные силы на то, чтобы подняться с этого чёртового дивана, отталкиваясь от него руками. Мои ватные ноги весят килограмм триста, не меньше. Я медленно иду к двери, выставив руки вперёд. По-моему, мои навыки хождения откатились до уровня полуторагодовалого ребёнка. Я кое-как добираюсь до двери и падаю на неё, чтобы открыть. Других вариантов сдвинуть эту трёхтонную железяку с места у меня нет. Я чувствую, как мой отравленный мозг подаёт слабые, отдалённые сигналы, что колени повреждены. Сейчас Дима поднимет меня и отвезёт домой. Я в безопасности. Слышу, как директор клуба говорит за моей спиной:
– Лиза, детка, ты чего?
Я