– вот кошмар всех людей на юге. Но ещё страшнее, когда дикаря несут пять берковцев плоти, курчавого меха и обитых сталью рогов.
Пять берковцев чистой злобы с кумачовыми глазами. И таковы все зобры. Даже мой ничем не примечательный Храпун.
Впереди на своём буланом, седеющем старике гнал асавул Нир. Даже сгорбившись в седле, он казался очень худым. Отчего-то не делали его толще ни зобровая куртка, ни широкие кожаные крылья, укрывавшие тело от лопаток до запястий.
– Илай, дери тебя Пра-бог! – звонко вскричал Нир, склонив голову; седая коса захлопала по крылу. – Уводи правый бок свары, назначаю тебя асбашем!
Рыжекосый Илай поравнялся с Ниром – на рыжем же зобре, молодом и резвом. На плече у Илая отдыхал увесистый клевец.
– Почём Пра поминаешь, асавул? – пророкотал асбаш Илай, заглушая топот сотен копыт. – Слышу! Куда гнать?
– Чрез перелесок! – Нир махнул вправо. – До реки и по течению!
– Знатно, знатно! – только и ответил Илай. Высоко подняв клевец над головой, он очертил им полукруг в воздухе. Вскоре рыже-буро-чёрная масса зобров и их наездников раскололась надвое, и правый фланг отстал. Умчался в сухой сосняк на западе и затих.
– Цирон, Пра-божий ты выкидыш! – вдруг снова завопил Нир.
У меня свело живот, когда солнце закрыл вороной зобр Цирона. Чудовищный зобр. Гигант среди зобров.
– Звал, старик? – проблеял лохматый Цирон.
Я ненавидел его. Даже сейчас с нездоровым удовольствием я представлял, как в его тучную спину врезается южаково копье. Как он неуклюже валится с зобра. Как копыта вслед топочущих превращают его тело в кусок фарша…
– Будешь асбашем, – ответил Нир. – Уводи левый бок!
Я ненавидел его не за то, какой он таборянин. Не за то, что перечит отцу или не бреет голову…
– Давно бы, так-то! – Цирон на ходу отпил из бурдюка, обливаясь и плюясь.
– Встретимся на тракте! – вскричал Нир.
Махнув булавой над патлатой башкой, асбаш Цирон увёл левый фланг. Нас осталось около тридцати, а его ватага отдалялась быстро. Но даже когда он превратился в маленькую чёрную точку – не больше мухи – я всё ещё желал ему подохнуть.
Сегодня, завтра, в следующем году – не важно.
Но лучше всё-таки сегодня.
Была у меня раньше подруга. Михаль. Озорная девица с большущими тёмными глазами. Как у совы.
Все таборяне, как мальчики, так и девочки, растут вместе. Так и мы с Михаль росли вместе: в одно время учились объезжать зобров, выделывать шкуры и охотиться в лесах Глушоты. Мы стали близки. Ближе, чем с другими таборянами.
Ближе, чем с отцом, – подавно.
Быть может, это и злило его? Или его ненависть ко мне не имеет под собой почвы? Я не знаю.
Но когда мы с Михаль решили стать ближе… Ближе, чем просто друзья… Отец нам не дал.
Я помню, как он привёл меня на нижние палубы, в зобровый хлев. Специально выбрал момент, когда животные паслись за Гуляй-градом. Там было грязно – до рези в носу воняло силосом и навозом. Тростник на полу был нечищеный –