Виктор собрал свои деньги, застегнул молнию спортивной сумки Nike, взял свои вещи и застыл, собираясь вот-вот уже выйти. Леон смотрел на него ледяными глазами, и сразу стало ясно Виктору, что здесь что-то неладное. Сам не зная как, Виктор понял, что просто так ему не дадут уйти и виноват в этом будет не Леон, что, видимо, сам слишком поздно понял положение дел.
– Шнурки долбанные развязались! – посмеиваясь, пробухтел Виктор, нагнувшись к шнуркам, завязанным на крайне крепкий морской узел.
Не успело пройти и мгновение, как вытащенный из ботинка маленький ножик с глухим стуком впился в грудь одного из молчаливых напарников, стоявших за спиной Леона. Тут же Леон бросился на второго молчаливого соучастника, потянувшегося за ножом, – стрелять было нельзя, а то сбежится вся округа на шум, и пиши пропало – завязалась скоротечная драка. Схватив тихого за кисть, удерживающую армейский нож, Леон сначала расслабил хватку, а затем, как только почувствовал давление, рывком направил руку врага ему же в ногу – с тихим чавканьем и хрустом нож впился в бедро, добравшись до кости. От боли тот хотел было взвыть, но Леон сразу же заткнул ему ладонью рот, а второй рукой нанёс пять ударов в грудь и продолжал, покуда не ощутил, как перед ним поддавшийся алчности бывший напарник не растёкся, как дохлая рыбина.
Актёришка, инициировавший ранение, вжался в угол гаража, ничего не предпринимая, пока к нему не подошёл Виктор.
– Ну а ты чё удумал? Тоже в крысу хочешь бабки свистануть?
– Только свои. Мне этого на всю жизнь хватит.
– То-то и оно! – опять вдумчиво погладил свои усы Виктор, рассматривая мёртвое лицо одного из «оборотней», держащегося за горло руками. – Вот надо было им оно, а? Потратить столько не получится, а им всё мало! Тьфу! Салаги!
Небрежно пнув труп, Виктор подошёл к Леону, который уже делил деньги убитых на троих.
– Нам же лучше, – подытожил он сие явление.
– А то. Всегда бы так!
– Да оно всегда так и выходит. Уж не знаю, радоваться или горевать.
– Пока живой, радуйся. Ну, Лева, бывай. Кто куда, а я по… Ну, в общем, отдыхать я пойду.
– Удачи, – прохладно проводил его Леон.
Виктор вышел на улицу, дабы раствориться на ближайшие полгода в пространстве и времени надвигающегося теплого лета, которое он встретит явно не в России, а где-нибудь на островах Индонезии, потирая свои каштановые усы, развалившись на гамаке среди высоких пальм и белоснежного пляжа, будто снимаясь для рекламы шоколадно-кокосового батончика «Баунти». Впрочем, своё «райское наслаждение»[5] он вполне заслуживал.
– Леон, дитя Мареоброна, ты слишком устал. Сколько от себя ни бегай, покой всё равно не обретёшь, – говорит кто-то Леону, пока он тщательно собирает вещи и упаковывает трупы в пластиковые чёрные мешки на молнии.
Сколько от себя ни бегай, покой всё равно не обретёшь. День за днём, ночь за ночью,