Никаких картинок, никаких мыслей. Я не знаю, что сделал – сделает – Артур, чтобы заслужить гнев Морганы. Должно быть, это будет поистине ужасно.
– Он поступил так, как считал нужным.
Эти слова мне знакомы – словно я повторяла их много раз. И я буду верить в то, что говорю. Всеми фибрами души.
Моргана сделает шаг назад и горько усмехнется.
– Выходит, ты считаешь Артура дураком, Элейн? Разве он не знал, как поступает? Что хуже… быть глупцом или бессердечным?
Ее взгляд прожжет меня – и я отвернусь, не в силах защитить Артура. Впервые в жизни.
– И кем же он был? – продолжит она, и это совсем не риторический вопрос – Моргана ждет от меня ответа. – Он по-глупому благороден или под его тихой образованностью скрывается настоящее вероломство?
– Артур любит тебя, – отвечу я, потому что больше сказать мне нечего.
Это единственная правда, в которой я уверена, но это не означает, что Моргана неправа. Оба этих факта неопровержимы, хоть и не могут сосуществовать.
Она усмехнется и отвернется, откупорит бутылочку, и оттуда в кипящий котел проскользнет змеиная тень. Она с визгом погибнет, эхо предсмертного крика повиснет между нами.
– А ты? – Я обрету голос и спрошу самое важное. – Он ведь твой брат, и я знаю, ты его любишь. Как ты могла даже подумать о том, чтобы сделать это?
Моргана снова попробует отвернуться, но я схвачу ее за руки и заставляю посмотреть мне в лицо.
– Тот мальчик, которого ты дразнила, когда начал ломаться его голос? Который краснеет всякий раз, как Гвен улыбнется ему? Который всегда вставал на твою сторону, когда каждый придворный во дворце хотел тебя изгнать? Или сделать что похуже? Если ты сделаешь это, Моргана, то назад дороги не будет. Этот самый момент являлся мне в видении, и я умоляю тебя не делать этого. Не разрушай то, что мы построили. Не позволяй нашим узам растаять.
И Моргана засомневается. Она посмотрит на меня, и я увижу в ней ту Моргану, которую всегда знала: словно свет, пробивающийся сквозь заколоченное окно.
Она откроет рот и…
Я возвращаюсь в настоящее, моргаю и опускаю взгляд на то, что соткала: на гобелене над котлом склонилась темноволосая женщина, а рядом с ней стоит светловолосая, скрестив руки и наблюдая за первой.
Так на все это смотреть куда легче, чем в видении. В нитях оно кажется далеким, и я могу представить, что это вовсе не мы с Морганой. Может, эти незнакомые мне женщины варят любовное зелье или лечебный отвар. Может, они говорят о погоде и посевах.
В самый первый раз это видение явилось ко мне во сне, до того как я научилась ткать. Оно было неясным и бессвязным, и я почти ничего не помнила, когда проснулась. Благодаря станку я могу сосредоточиться, и после у меня всегда остается картина: реальная и цельная.
– Опять отравление? – раздается позади меня.
Поворачиваюсь и вижу застывшую в дверях Нимуэ: ее серебряное платье контрастирует с темной кожей и плотно облегает фигуру, оставляя плечи открытыми.
Я