вид на затмение. Когда луна попала в тень земли, отбрасывая красный оттенок на ее поверхность, Клеопатра повернулась к Цезарю.
"Ты чувствуешь это, Цезарь?" – спросила она едва слышным шепотом. «Изменения, которые приносит затмение?»
Он посмотрел на нее, ее лицо было залито мягким красноватым сиянием затмения. – Да, – признался он, его голос был тяжелым от искренности. «Я чувствую перемену… перемена во мне».
Ночь лунного затмения стала поворотным моментом в их отношениях. Когда луна вышла из тени земли, их чувства друг к другу эволюционировали, выйдя из тени. В их повествовании началась новая глава, как раз в тот момент, когда затмение положило начало новому лунному циклу.
Несколько дней спустя, когда Клеопатра написала четырнадцатую главу их истории – «Ночь лунного затмения», она обнаружила, что окутана воспоминаниями о той ночи, красноватый оттенок луны перекликается с рассветом их общих чувств. Их связь, подобно луне в ту ночь, вышла из тени, вступив в новый цикл.
Когда она запечатала свиток, она обнаружила, что ее взгляд устремлен к ночному небу, луна теперь свободна от земной тени. Их отношения, подобно Луне, возникли после затмения, обещая новое начало. Отголоски той небесной ночи шептали рассказы об их цветущей любви, повествование, навсегда отмеченное ночью лунного затмения.
Глава 15: «Нити шелка и золота»
О ткацких станках Александрии ходили легенды, их искусные ремесленники рассказывали сказки, вплетая нити в замысловатые узоры. Ритмичный стук деревянных ткацких станков был симфонией для ушей Клеопатры, когда она вела Цезаря по знаменитому ткацкому району города.
– Ткань очень похожа на сказку, Цезарь, – сказала Клеопатра, перебирая пальцами яркие нити ткацкого станка. «У каждой нити есть своя роль, своя роль. Сами по себе они представляют собой просто нити шелка или шерсти. Но, переплетаясь, они образуют ткань, гобелен историй, жизней».
Цезарь наблюдал, как Клеопатра ловко вплела золотую нить через узор на ткацком станке, блестящая нить резко выделялась на фоне насыщенного лазурного шелка. Он напомнил о самой Клеопатре – золотой нити в гобелене его жизни, отличающей себя от других своим интеллектом, мужеством и стойкостью.
Мастер-ткачиха, женщина преклонного возраста, но с твердыми руками, как у хирурга, начала ткать новый узор под бдительным оком Клеопатры. С каждым проходом шаттла узор рос, замысловатый и нежный, как феникс, восстающий из пепла.
Феникс, символ возрождения, резонировал с путешествием Клеопатры, ее приходом к власти среди невзгод. Это был символ, который также отражался в их цветущих отношениях, восставая из пепла их прошлых жизней.
Наблюдая за тем, как феникс обретает форму, он думал о Риме, о своем собственном приходе к власти и о параллелях, которые он разделял с Клеопатрой. Они сами по себе были фениксами, восставшими из пепла своих испытаний и невзгод. Их связь была похожа на гобелен – нити их жизней сплелись вместе, создавая историю,