мечтали эти четверо подняться на этот Пик.
Вот и гребень. Подъём стал не так крут, снег обдутый, плотный, идётся легко. Порывистый ветер студит лица и руки, забивается под пуховки и свитера. Тела сотрясает сухой, болезненный кашель, слезятся глаза. «Связываться», – хрипло звучит команда Росинанта.
«Связываться, связываться. Давно уже связался с вами, каждый год на работе неприятности из-за этого альпинизма, на этот раз точно выгонят», – размышлял Айболит.
Можно немного расслабиться. Он уже знал, что вершину добудет.
С гребня вниз никого не погонят. Между ними и вершиной оставалось около ста метров пути по снежно-ледовому ножу. Прямой и мощный, он гляделся как эстакада для взлёта в космос, по обе стороны его острия сверкающие белизной грани переходили в полуторакилометровые обрывы, а на режущей кромке уже были пробиты чьи-то следы.
«Нож как нож – градусов пятьдесят-шестьдесят. Что это его так пугали?» Пошла первая связка. Легко пошла, за ней вторая. Когда Айболит вышел на нож, первая связка была уже на вершине.
«И мы ступили на то место, выше которого уже не было земли» – так, кажется, писали в своих отчётах альпинисты девятнадцатого века. Айболит огляделся. Вершина небольшая, неровная, бесснежная, много плоских серых камней, валялись древки и обрывки полотен флагов многих наций, какие-то тубусы, старый полтинник. Низко над горизонтом сверкала злым глазом какая-то звезда, а может, планета. На чёрно-синем, со звёздами, небе прямо над головой светили Луна и Солнце. От вершины во все стороны, докуда хватало глаз, тянулись снеговые горы, как будто и не было на Земле долин и морей. Острые пики хребтов, как оскаленные зубы громадных ящеров, были покрыты пеной снеговых шапок, между челюстями-хребтами лежали серые, потрескавшиеся языки ледников. Как будто бы ощетинилась вставшая вертикально кора Земли, и, казалось, любое небесное тело найдёт здесь достойный отпор.
Айболит нагнулся, поднял несколько плоских камней, нарушив покой каких-то чёрных жучков, рассовал их по карманам – это тем четверым на могилы.
Его товарищи сидели и стояли, и на их заветренных, потрескавшихся губах он видел усталые улыбки. Росинант водил кинокамерой. Работяга-Рыжий уже собирал в кольца верёвку. Пингвин уже двинулся к ножу. С неохотой покидал вершину Минарет. Вся его щеголеватая фигура джигита выражала восторг и победу, а на обожжённом лице его сквозь потрескавшиеся и кровоточащие губы сверкала белыми зубами улыбка.
Айболит смотрел на своих товарищей. Он ещё не мог знать, что добряк и весельчак Пингвин скоро погибнет в автокатастрофе, что безбашенный Казак бросит горы, а спустя годы появится у Айболита дома с уже неоперабельной опухолью, что Хромой Шмель, которому пророчили последнее восхождение, будет ещё долго и уверенно покорять семитысячники и почиет он в глубокой старости, что Росинант, Орёл, Минарет и Мона-Лиза много лет будут оставаться в отличной форме, что очаровательная Королева Марго, покорив сегодня свой восьмой семитысячник, вскоре покинет