минут: старик ревел как ребёнок, а парень держал его крепко в объятиях и гладил по лысой макушке.
– Ну, всё… всё, пора – уже рассвет, совсем скоро… Жаль, костюм сгнил совсем… – он осторожно отстранил от себя старика, взглянул с надеждой на кровавое небо и спрыгнул в могилу, в раскрытый старый гроб.
– Брат… брат… – бессвязно стонал старик. – Прости… давай поговорим! Постой! Останься! Я так давно мечтал тебя увидеть! О скольком хотел с тобой поговорить, брат! Прости меня… Ну прости меня, твою мать, что я такой, прости, прими…
– Поговорить? А о чём говорить…? – парень поудобнее улёгся в гробу.
– Скажи мне хоть, где ты! Там? – старик указал наверх. – Или там? – указал вниз.
– Я тут, брат, я с тобой.
Старик обрушился на колени и зарыдал.
– Не плачь, братик, не плачь, – тихо говорил парень из гроба. – Я столько просил маму с папой о братике, и сейчас я очень счастлив, что мы есть друг у друга, – он сложил руки на груди, закрыл глаза и уже почти перестал дышать, как будто засыпал. – Поторопись… рассвет…
Старик кивнул, утёр слёзы и взялся за лопату. До восхода солнца он закопал своего брата обратно в его могилу и поплёлся, сгорбившись, домой.
Москва
Осень 2009
Миром правит Золото
Подвальная кузница озарилась ярким светом, и Брут склонился над жаровней. Огонь закрывал ему обзор, и он работал точно по локти в адском чреве. Сталь накалилась и сияла ярче любого огня – маленький кусочек солнца. Брут работал тонким зубилом, которого даже не видел сквозь искры, не слышал ударов в шипении огня, но всё равно мастерски справлялся со своим делом. Словно его чёрные от ожогов руки направлялись богом. Или Сатаной. Он считал это даром. Его мастер, старый кузнец, называл везеньем. Он говорил: «Если это и не череда случайностей, то только тебе же от этого вред: раз это подарок от бога, значит, он чего-то от тебя хочет, а бог… я бы лично не хотел бы быть в долгу у бога». Но Брут плевал на слова мастера: человек, не добившийся в жизни ничего, пусть оставит своё мнение при себе. Да, мастер, подобрал его на улице, да, он вскормил маленького выблядка, приютил и научил кузнецкому делу. Но дар Брут приобрёл сам, познав к тому же ещё и ювелирное дело, а значит, он стоит на ступень выше мастера, и тот, сделав своё дело, должен был обязательно уйти в сторону. Уже год он спокойно спит в своей могиле за городом.
Брут вытащил из пекла золотой жезл, который обрабатывал, и опустил в воду. Фонтан серого пара взорвался посреди подвала и вышиб стекло из подвальных окон. Задыхающийся кузнец выскочил на улицу и там, под светом полной луны, разглядев своё творение, рассмеялся на всю ночную улицу. В его руках сиял тонкий, длиною с топор, жезл, оканчивающийся пластинкой со странным механизмом. Там были золотые шестерёнки и золотые болтики, золотые нити и золотые колбочки, с пузырящейся жидкостью внутри. Всё это было столь крохотного размера, что и нельзя было бы разглядеть простым глазом, не используя множество увеличительных стёкол. А когда Брут двигал пальцами рычажки на ручке