нет?
Нет.
Слава богу.
Сержант забрался в седло и легонько тронул лошадь поводьями. Потом оглянулся и покачал головой.
Вечером вместе с двумя другими рекрутами малец отправился в город. Выбритый и помывшийся, в синих плисовых штанах и полотняной рубахе, подаренной капитаном, он выглядел совсем другим человеком – только сапоги прежние. Маленькие пестрые мустанги, на которых ехали его спутники, еще сорок дней назад были дикими и носились по равнине. Теперь они то и дело шарахались, переходили в галоп и клацали зубами, как черепахи.
Подожди, еще получишь такую же, сказал второй капрал. Вот повеселишься.
Нормальные лошади, отозвался другой.
Там еще есть парочка, так что и тебе подберем.
Малец на своем муле смотрел на них сверху вниз. Они ехали по бокам, как эскорт, мул рысил с поднятой головой и нервно косил глазами. Любая воткнет тебя головой в землю, заключил второй капрал.
Они проехали через площадь, запруженную повозками и скотом. Тут были и иммигранты, и техасцы, и мексиканцы, и рабы, и индейцы липан, но даже в таком баснословном окружении выделялись группы индейцев каранкава, высоченных и суровых, с раскрашенными синим лицами, с шестифутовыми копьями в руках, почти голых татуированных дикарей, про которых говорили, что они не прочь полакомиться человеческим мясом[28]. Натягивая поводья, рекруты свернули у здания суда и миновали высокие стены тюрьмы, утыканные по гребню битым стеклом. Оркестр на Главной площади настраивал инструменты. Всадники свернули на улицу Салинас, где за игровыми притонами и закусочными располагались целые ряды крошечных палаток и глинобитных мастерских мексиканцев – шорников, торговцев, сапожников, заводчиков боевых петухов. Мула собирался продавать второй капрал, который был родом из Техаса и немного говорил по-испански. Другой парень был из Миссури. Вымытые и причесанные, в свежих рубашках, оба пребывали в хорошем настроении. Каждый предвкушал вечер выпивки, а возможно, и любви. Сколько юнцов возвращалось домой холодными трупами после таких вот вечеров и таких планов.
За мула они получили техасское седло – голый каркас, покрытый сыромятной кожей, не новое, но прочное. Новую уздечку и удила. Тканое шерстяное одеяло из Сальтильо, такое пропыленное, что не разобрать, новое оно или нет. И наконец, золотую монету достоинством два с половиной доллара. Взглянув на эту монетку у мальца в руке, техасец потребовал еще денег, но шорник покачал головой и поднял руки – мол, разговор окончен.
А мои сапоги? напомнил малец.
Y sus botas[29], сказал техасец.
Botas?
Si[30]. Он стал показывать, будто шьет.
Шорник посмотрел на сапоги и нетерпеливо сложил пальцы чашечкой. Малец разулся и встал в пыли босиком.
Закончив дела, они остановились на улочке и переглянулись. Малец закинул новую сбрую на плечо. Второй капрал посмотрел на парня из Миссури. Денег хоть сколько есть, Эрл?
Ни медяка.
У меня тоже. Тогда можно проваливать обратно в нашу забытую Богом дыру.
Малец поправил сбрую на плече. Еще четвертак «орла»[31] можно просадить, напомнил он.
На