сдержанно натянула на лицо улыбку.
На выпивку и еду все трое накинулись с жадностью. Морис еще ковырял вилкой в тарелке, а Элиза свою тарелку уже давно отодвинула от себя. Софи с неизменным стаканом апельсинового сока в руке опять задрала над столом свою коленку. Они обе с интересом наблюдали за тем, как Морис ест. Софи с приоткрытым от любопытства ртом, а Элиза смотрела изучающе и, казалось, с безразличием. Софи икнула и тут же запила соком из стакана. Морис почувствовал себя неловко от того, что он один продолжал есть за столом. Он отодвинул от себя тарелку, сделал глоток коньяка из бокала и довольно поморщил губы, демонстрируя пресыщение едой и готовность продолжить общение. Софи резко вскинулась на стуле:
– Совсем забыла. Утром звонили «желтые жилеты».
Элиза настороженно посмотрела на подругу:
– Чего хотели?
– Чего-чего. На митинг звали. Сегодня же суббота.
– Ну а ты чего?
– Я обещала перезвонить. Утро было, я после вчерашнего соображала еще плохо. Так что будем делать?
Элиза тряхнула кудряшками на голове и усмехнулась:
– А ты как думаешь?
Смысл ее смешка не вызывал сомнения в ее намерениях. Софи неуверенно посмотрела на подругу:
– Остаемся дома?
Элиза скосила на нее пребрежительный взгляд:
– Нет, все бросим и натянем на себя по паре желтых жилетов, чтобы ни у кого не было сомнений в наших намерениях.
Софи растерянно посмотрела на подругу. Та решительно рассеяла ее сомнения, сопроводив свои слова уверенными кивками головы:
– Думаю, сегодня они и без нас обойдутся.
Софи заерзала на стуле.
– Тогда я первая делаю Морису массаж.
Элиза холодно посмотрела на нее:
– Почему ты первая? Я тоже умею делать массаж. Мне кажется, сейчас моя очередь.
Морис болезненно ощутил смену своего статуса в этой маленькой компании. Этот день просто изобиловал трансформациями мироощущений. Пробуждение Мориса не оставляло сомнений, что он превратился в разнузданного типа, которому Казанова в подметки не годится, а Дон Жуан на его фоне выглядит застенчивым скромником. Дружеские объятия с унитазом и переглядывания с зеркалом в ванной наводили также на далеко не лестные сравнения. Роли опекаемого, окруженного материнской заботой и любовью ребенка и старшего брата для него тоже были в диковинку. Не мог Морис припомнить, когда с ним обходились как с приблудным псом. Свежие постельные приключения также были полны противоречивых ощущений относительно его статуса. Теперь все это рухнуло под осознанием того, что он всего лишь игрушка в чужих руках, кукла, которую не могут поделить между собой подружки. Это вызывало негодование и отторжение. В его голове прошелестела печальное соображение: «Ну, вот и началось. Прав был этот автор, даже у султана в гареме кипят немыслимые страсти».
Он положил руку на стол и постучал ей, привлекая к