пользуйся любым именем. Комнатой занималась девчонка с работы, я с этим делом никак не связан. Залог внесен от ее имени. Есть еще письмо из мэрии, правда, не от меня лично, но, думаю, оно откроет перед тобой многие двери.
– Я еду в Кливленд в январе, – пробормотал Мэлоун.
– Повеселимся, Мэлоун.
– Это вряд ли, – парировал тот, и Несс удовлетворенно хмыкнул.
– Да, вряд ли. Но сделать это нужно. А ребята вроде нас с тобой в таких делах не новички. Мы делаем то, что должно быть сделано. – Он снова надел шляпу, застегнул пальто на все пуговицы. Щеки у него раскраснелись, а глаза заблестели от выпитого. – Не думай слишком много. Иначе сам себя запугаешь. Помнишь, ты сам однажды дал мне этот совет?
– Помню.
– Это хороший совет.
2
– Знаю, прошло слишком мало времени. Но нам нужно взять квартиранта.
Даниела Кос завела разговор, который ее старым тетушкам совсем не хотелось вести.
– Нельзя пускать в дом чужого человека, Даниела. Не теперь, пока мы еще скорбим, – отвечала Зузана.
– Тетя, скорбеть мы будем всегда, – мягко возразила ей Даниела. Она была на полвека младше своих двух теток, но не хуже их знала, что скорбь никуда не уходит. Она лишь отступает на задний план.
У Ленки задрожал подбородок. Плотно стиснув морщинистые губы, она вытащила из пояса платья, которое как раз сметывала, три булавки и зажала в зубах, чтобы скрыть волнение.
Какое-то время женщины работали молча. На протяжении долгих дней заказов у них вовсе не было – теперь никто не шил себе новых платьев, не просил ничего подогнать по фигуре, – и они радовались праздникам, которые наполнили жизнью их мастерскую. В прежние времена, когда в ателье Косов шили великолепные платья и дорогие костюмы, а заказов было столько, что с ними едва справлялись, перешивать здесь вообще не брались. Но теперь здесь соглашались на все. Теперь Косы торговались из-за расценок, которых, как твердила Зузана, в ателье не видели с тех самых пор, когда Даниель Кос открыл свой первый магазин в их прежнем районе, на Кротон-стрит. Правда, ни Даниеля, ни Элишки, ни Павла, ни Анеты, ни Веры Кос уже не было в живых.
Особняков, прежде тянувшихся вдоль Евклид-авеню, тоже больше не было. Танцевальные залы снесли. Богачи, которые прежде в них танцевали, давно позабыли о танцах. Когда-то Марк Твен назвал эту улицу одной из самых изысканных в Америке. Но теперь Ряд Миллионеров мало чем отличался от других улиц в центре Кливленда. Всюду царили бедность и запустение.
Семейство Кос никогда не жило на Евклид-авеню, но зарабатывало, обшивая ее обитателей. Тяжелым трудом Косы сумели скопить денег и выстроить большой дом на Бродвее, неподалеку от Восточной Пятьдесят пятой и церкви Богоматери Лурдской, прямо напротив больницы Святого Алексиса. В этом районе селились, хранили деньги, молились и становились американцами зажиточные чешские иммигранты. И вот теперь правнучка Даниеля и две его дочери жили в этом доме, поддерживая на плаву дело, которому наверняка суждено было сгинуть