только рад, – ответил он, изобразив скорбь и поджав крупные нашлёпки губ.
– Ну да. Так я тебе и поверила, – пробормотала она. И поскольку голод дал о себе знать, то придвинула к себе одну из благоухающих тарелок. Не стесняясь Чапоса, да просто не обращая на него уже внимания, она перед тем, как приняться за горячее блюдо тушёной рыбы в сладкой заливке, схватила оранжевый маринованный плод и надкусила его тонкую кожицу. Брызнул сок, – на скатерть, на ладошки Нэи, – и она засмеялась, даже не подумав смущаться перед тем, кто в её глазах мало отличался от дивана, на котором важно восседал. Чапос вздохнул и скинул свою страшную кофту. Нэя обомлела.
Серебряный скорпион блеснул на его чёрной облегающей рубашке, – той самой, которой здесь не могло быть ни у кого. Могучая грудь Чапоса была примерно того же объёма, что и у недавнего хозяина вещи. Его мускулистые руки, покрытые рыжей шерстью, показались ей, как и сам он вдруг, каким-то наваждением…
– Откуда… – еле прошептала она.
– Чего? – не расслышал Чапос.
– Рубашка откуда у тебя?
– Выпросил у твоего оборотня за одну услугу. Уж больно приглянулась. Он и стащил с себя, не заморачиваясь. Как он там поживает? Хорошо ли тебя любит? Дарит ли тебе то наслаждение, главнее которого для вас, женщин, и нет ничего? Не надоел он тебе? Или ты ему не прискучила ли?
– Он не сообщал, – ответила она сквозь зубы, вытаскивая изо рта шкурку от маринада, вытирая ладони о край скатерти. Она нарочно хотела казаться невоспитанной и даже неряхой, чтобы отвратить, задумай он что-то непотребное, да и салфеток не имелось, – девушка-обслуга забыла о них.
Чапос позвонил в позолоченный колокольчик, стоящий среди посуды, и звук оказался неожиданно громким. Тотчас же вбежала одна из девушек, неся в руках поднос, уставленный графинчиками и зелёными бокалами.
– Я пить с тобой как со своим другом не собираюсь, – произнесла Нэя высокомерно, отворачиваясь к окну и гордо расправляя плечи, ничуть не питая благодарности к тому, кто её столь щедро угощал. Так ведь она и не просила, он притащил её сюда едва ли не насильно.
– Тварь нерасторопная! – обратился Чапос к девушке в алом корсете и вышиб из её рук поднос.
«Невротический перенос ярости на более беззащитное и зависимое существо», – констатировала Нэя. Всё опрокинулось и задребезжало, закупоренные графины и бокалы покатились под стол, но, кажется, ничего не разбилось и не вылилось.
– Салфетки столовые где?! И чего сразу-то напитки усладительные не принесла? Подбирай, дура затраханная! – Показалось, что сейчас сверху обрушится потолок, настолько мощно рокотал его голос.
Нэя закрыла уши руками, ожидая чего-то страшного. Она даже почувствовала, как зашевелились волосы на её голове, будто их щекочет электрическое поле, возникшее от той молнии, что словно бы вырвалась изо рта Чапоса и угодила в бедную подавальщицу снеди, поскольку бедняжка реально затряслась и раскрыла рот в немых мольбах.