сидела женщина с мертвенно-белым лицом. На ней было черное латексное белье и чулки сеткой. В тонких длинных пальцах с хищными кроваво-красными ногтями она держала сигарету, время от времени поднося ее к своим пунцовым плотоядным губам и затягиваясь. Черные волосы были всклокочены. Женщина сидела к Антону в пол-оборота и, казалось, не замечала его. Он сразу узнал ее.
– Геката!
Она обернулась и, приподняв острый подбородок, удостоила Антона своего надменного взгляда из-под полуприкрытых век. Затем с вызовом протянула к Антону стройную ножку, завершавшуюся серебряной туфелькой, и принялась игриво болтать этой ножкой в воде, окатывая Антошу брызгами. А тот почему-то никак не мог дотянуться до соблазнительницы. Как же эта женщина была очаровательна в своей надменности!
– Наконец-то ты нашел верное решение, – ласково промурлыкала княжна тьмы и швырнула лезвие. Жестокость ее была не менее очаровательной.
Антон медлил, зачем-то долго и пристально разглядывая голубую вену на запястье.
– Тебя что-то удерживает? – насмешливо спросила Геката Суккубова. – Неужели ты так жаждешь продлить минуты своего пребывания в этой глупой ванной, вдыхая приторный запах парфюмерии и в миллионный раз созерцая эти стены?
Но что-то действительно удерживало Антона продлить хотя бы эту реальность. Он не мог наглядеться на опостылевшие с детства прожилки на мраморе стен.
– Да ты, парень, кажется, струсил, – расхохоталась насмешница.
Антону грозило потерять уважение единственного существа, которое уважал он сам, стать предметом насмешек этого существа. Отступать он уже не мог.
В последний раз ощупав лезвие и убедившись в его остроте, Антон зажмурил глаза и стремительно, как бросаются в омут, резанул себя по запястью…
7
Антоша не видел, долго ли он, мертвенно-бледный, пролежал, запрокинув голову, в воде, сделавшейся алой. Не слышал, как дико взвизгнула заглянувшая в ванную горничная. Открыл глаза он лишь на следующий день в больничной палате…
А дальше были капельницы, хмурые, сосредоточенные врачи, суетящиеся сестры, с осуждением разглядывающие «сбесившегося с жиру барского сынка», психолог, пытавшийся залезть в душу лишь затем, чтобы присовокупить пациента к какой-либо категории ненормальных.
8
Близкие отнеслись к поступку Антона по-разному. Регина Григорьевна со своим здравым смыслом не могла предположить, что попытку суицида совершил вполне осознающий реальность человек, не будучи в невменяемом состоянии. За время пребывания сына в больнице она перерыла все его вещи в поисках наркотических средств. Но даже отрицательный результат не переубедил ее. Регина Григорьевна внушила себе, что «наркотой» Антошку снабжал сосед Сережка Голенищев, с которым она давно запретила сыну общаться.
Альберт Евгеньевич хвалился перед друзьями поступком сына, указывающим на благородное происхождение и творческую натуру.
Клавдия