спящего как бы спит, а у умершего, напротив, бодрствует.
У тебя нет души. Ты – душа. У тебя есть тело.
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез.
1
Внезапно на середине реки юную купальщицу останавливает ужас. Он леденит сердце, сковывает, парализует все тело.
А ведь еще мгновение назад девушка плыла уверенно, бездумно. С безрассудной легкостью она отдавала себя во власть игривого течения, предоставляла еще теплой после знойного дня воде ласкать свое юное тело. Что же случилось?
Вдруг осознается, что до обоих берегов одинаково далеко, а вокруг – ни души. В следующее мгновение вспоминается, что и плавать-то научилась всего две недели назад.
Открытие это словно пробуждает от блаженного полузабытья. Купальщица порывисто оглядывается.
Безмятежная зеленоватая гладь воды, чуть подернутая туманом, тянется не на один десяток метров. Темнеющие на берегу заросли ивняка кажутся краем света.
«Это я столько проплыла?!» – не верится самой.
Другой, едва различимый сквозь туман берег видится таким же безнадежно далеким.
«Возвращаться обратно в Русалочью заводь, в сторону своей Камышовки? Плыть дальше, на другой берег, в соседнее Ягнятково?» Девушка начинает метаться.
С потерей самообладания утрачиваются и силы. Отяжелевшие ноги начинает тянуть ко дну.
«Это, что же… все?» – спрашивает себя утопающая, даже мысленно не решаясь произнести слово «смерть».
А вода уже поминутно накрывает с головой, попадает в ноздри и рот. Девушка отфыркивается, начиная захлебываться. Это противно. Она понимает, что через минуту станет невыносимо.
К сердцу вдруг подкатывает приступ отчаянной, бессильной злобы на саму себя: «Дура! Пришла, называется, любоваться восходом! Давай, любуйся!»
Вынырнув в очередной раз, утопающая успевает окинуть небосвод жадным взглядом отчаяния.
Горизонт пылает огнем. Земля у его кромки и полоска неба над ним слились, окрашенные восхитительным пурпуром. Медленно всплывает огромный пламенный шар. Он еще не слепит глаз. Он позволяет любоваться своей царственной красотой.
Как ни странно, осознание близости конца нисколько не препятствует в эти секунды созерцанию красоты.
«Эх! – думается незадачливой купальщице. – Неужто мне и впрямь придется распрощаться с жизнью в шестнадцать лет?!»
Девушка часто слышала от взрослых, что шестнадцать лет – это только восход жизни. Но ей не с чем сравнивать. Ей никогда не было больше. Шестнадцать лет – это ее век.
И он начинает проноситься перед мысленным взором. Память воскрешает все события жизни, начав обратный отсчет.
2
Вчера, голубой июньской ночью Агаше Солнычевой не спалось. Невнятные чувства томили ее юную душу.