Оля выжимала мокрые плавки. И тоже наблюдала за ним. Антон резко дёрнул головой, отворачиваясь. От неудобства начало гореть лицо. «Просили тебя, – подумал со злостью, оправдываясь, – а что она сама смотрит?» Но перед глазами всё равно стояли ей тонкая талия и белые ягодицы, а в душе зашевелились надежда и сладкое предвкушение. Страстно захотелось почувствовать эту талию под пальцами, так, что сами собой сжались кулаки. Вернулось чувство горячих крепких пальцев на запястье, когда Оля вытаскивала его на берег. Неожиданно он почувствовал себя живым. Словно провёл целый год во сне, словно безумное наваждение гнало его сюда, заставив забыть о людях вокруг, и только сейчас он будто впервые увидел эту девушку. Только сейчас открылись глаза и проснулись чувства. «В самом деле, дурак», – влезая в футболку, решил Антон.
– Всё, можно, – он развернулся. Узкая ладошка несильно шлёпнула его по щеке.
– Я, – начал Антон…
– Комар. Пойдём скорее отсюда, – повторила Оля, показывая руку, – иначе съедят.
В воздухе висел звон. Он раздавался отовсюду. Летучие кровососы столпились над ними густой, невидимой в темноте тучей и предвкушали пир.
Взявшись за руки, оскальзываясь на мокрой траве, и поддерживая друг друга, молодые люди вбежали на обрывистый берег. Там свежий ветер, налетевший неведомо откуда, рассеял, сдул комариные полчища. Молча, не решаясь произнести первые, самые трудные слова, Антон и Оля пошли в поле. Скоро Антон решился, и обнял девушку за плечи. В ответ она взъерошила его волосы рукой и положила голову на его плечо.
Забытая красная бейсболка осталась лежать возле сломанной скамейки.
Он уходил. Он, предназначенный ей чем-то, потерявшим название. Русалка билась в ярости среди камышей, кроша жёсткие стебли. «Догнать. Найти. Мой!» – возникли забытые понятия. Возникли и остались, повели за собой. Презрев инстинктивный страх суши, отринув ужас перед воздушной пустотой, она сжалась пружиной, распрямилась, ударив хвостом, и… выбросилась на глинистую кромку берега. Мгновенное удушье сменилось жестоким приступом кашля. Вода хлынула из лёгких, отвыкших от работы.
«Дышать, воздух, – проявились в памяти новые слова, а с ними, – тяжесть, усталость, боль». Хватая воздух ртом, русалка распласталась на берегу, придавленная собственным весом. Колючие камешки, пустые раковины, щепки кололи нежную, в тонкой чешуе, кожу. «Догнать!» – вспомнила она и, цепляясь руками за траву, поползла вперёд.
Ломило спину, чешуйки и клочки кожи оставались на её пути, но четверть часа спустя русалка выбралась наверх. В глине и грязи, в травяной зелени и налипшей трухе, она была похожа на фантасмагорическую химеру или работу злого шутника—таксидермиста. Вздрагивая всем телом и вяло шевеля широкой лопастью хвоста, русалка лежала на гребне обрыва. В голове тихо шелестели голоса, принося ежесекундно новые слова и смыслы. Один из голосов был Его. Он нашёптывал что-то непонятное, но ласковое, и от этих слов странный, сладкий испуг заполнял её существо.
Боязнь сменилась эхом боли.
«Эта