по длинному коридору, девушка обогнала меня, вбежала в главный зал и, сделав присутствующим знак, отступила в сторону.
С высоко поднятой головой, в фантастически богатом одеянии, сверкая камнями и турмалином, я шагнул на всеобщее обозрение. Шагнул и сразу понял, что добился своей цели на все сто. Единый вздох пробежал по залу. Не сговариваясь, хозяева и гости разом приложили ладони ко лбу и опустили глаза. В переводе это означало самый низкий из всех возможных поклонов. Все произошло как в сказке. Если еще несколько часов назад эти бедные селяне встретили всего лишь уставшего рыцаря-бродягу, то теперь перед ними стоял заморский принц или как минимум знатнейший царедворец. Я ликовал. Наверное, так ощущает себя полководец, перед которым преклоняют вражеские знамена. Однако пауза затягивалась, и мне стало казаться, что Наполеон из меня почему-то не выходит. Их наивное подобострастие пробуждало неудобство и какую-то странную совестливость. Я вдруг подумал, что во всем этом захолустье не найдется столько турмалина, сколько было налеплено на мне. А пауза все тянулась и тянулась. Обругав себя последними словами, мол, нашел, перед кем выделываться, болван, я прошел вперед и сел во главе стола.
За все это время никто не издал ни единого звука, хотя в зале было полно народу. У стола по правую руку от меня стояла хозяйка, по левую – ведающий. Далее – несколько мужчин и длинноволосых женщин. Все представительницы слабого пола украсили свои волосы зелеными лентами, но обязательно присутствовала и красная. И только четыре матроны, самых ближних к хозяйке, вплели в прически по две красные ленты. Единственным мужчиной у стола, стоявшим без жены, оказался ведающий. Либо его супруга не родила ему сына и поэтому не могла участвовать в торжественной трапезе, либо он вообще не был женат.
Кроме допущенных к столу, в глубине, у выхода из зала стояло еще человек сорок. Здесь толпилось довольно много мужчин, но подавляющее большинство составляли женщины, в том числе длинноволосые с зелеными лентами. Как я понял, это были представители верхушки деревенских и прислуга. Среди коротковолосых я заметил «первую» из своих недавних пленниц.
Вся эта разномастная публика оживилась только после того, как я сел и хозяйка обратилась ко мне.
– Дозволит ли сангл истинным мужьям и матерям разделить его стол?
Я сделал утвердительный жест и добавил:
– Твой ведающий пусть также будет для меня гостем.
По мужчине прокатилась волна благодарности. Допущенные стали рассаживаться. Каждый, перед тем как сесть, вновь прикладывал ладонь ко лбу. Слава богу, теперь ненадолго. Как только все оказались на своих местах, хозяйка подала знак, и оставшиеся бесшумно вышли, а из дверей потянулась прислуга с кушаньями и напитками.
– Да простит сангл наш убогий уголок за те скудные дары, которые мы можем поднести к твоему столу. Да не обидится за невежество наше и неудобства, что окружают его, – хозяйка даже не рисковала поднять глаза.
Изменился не только ее тон,