ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Узкие окна зияли в стенах, как будто их рассекли мечом, и два луча падали на картину, находившуюся сразу за колонной. Резные существа, резвящиеся наверху колонны, скрывались под потолком, и Сарториус предпочел считать, что они вовсе не наблюдают за ним; впрочем, вряд ли они могут сойти с колонны и как-то ему навредить, поэтому он быстро выбросил их из головы.
Его внимание было приковано к картине, изображавшей поклонение волхвов. Собственно, ради этой картины работы мастера Иеронимуса из Хертогенбоса и прибыл в город Иоганн де Кассемброт; он намеревался отвезти ее герцогу Эгмонту.
Мария с Младенцем на коленях сидела перед волхвами, а те надвигались на нее с дарами, неотвратимые, словно несли не подарки, а некую дурную весть. Чем дольше Сарториус всматривался в этот знакомый сюжет, тем сильнее росла тревога в его душе. Что-то было не так во всем происходящем. Красивая молодая женщина на картине выглядела совершенно беззащитной: она очутилась в чьем-то чужом владении, в каком-то потрепанном сарае, где произвела на свет ребенка, – и вот, набросив плащ прямо на голое тело, выскочил на непонятный шум владелец этого сарая.
– Кто таковы? Кто позволил войти?
Был он почти голым, хоть и в окружении слуг. На дороге же, у самой распахнутой двери сарая, топтались какие-то чужеземные люди в богатейших одеяниях и коронах, причем один из них был устрашающе черен. Этот был моложе всех, и он вызвал у хозяина сарая наибольшее удивление.
– Бывают разве такие люди? – закричал он. – Эй ты, откуда ты пришел?
Чернокожий король не отвечал, вообще не замечая хозяина: все его внимание устремилось на красавицу-мать и младенца.
– Что ты делаешь на моей земле? – с новой силой завопил хозяин сарая, теряясь в раздумьях: надо ли дать слугам знак гнать этих странных людей? – Времена-то сейчас весьма неспокойные; мало ли кто заявится… – ворчал он.
Слуги топтались за его спиной, перешептывались, хрустели соломой, скреблись, как мыши. Гаркнет им хозяин – поневоле придется им схватиться с королями. Короли-то заявились сюда почти без свиты, но кто их знает, какими силами они владеют…
А времена и впрямь были весьма неспокойные: на заднем плане картины две армии уже начинали битву, река бурлила, взбитая, как яичный белок, тонкими ногами лошадей и соломинками-копьями. Крошечные армии там, вдали, лишь отсюда выглядели крошечными; для самих же малюток-рыцарей и побоище, и доспехи, и кони, и копья – все было настоящим; по-настоящему они сражались и по-настоящему умирали, и еле слышными голосами изрыгали проклятия и взывали о помощи.
На крыше сидели любопытные, засовывая нос в прорехи (вот-вот обрушат крышу, негодники), повсюду, куда ни глянь, виднелись серые хари с разинутыми глазами и слюнявыми ртами, а чужеземцы-короли со своими бесполезными дарами как будто и не замечали всего этого, ведь они жили в собственном мире – мире видений, прозрений, хрусталя, благовоний и золота. Что охраняло их в пути, если они пришли сюда без хорошего сопровождения? Как им вообще удалось