серьезно, – нахмурился Роман.
– А, ну если серьезно… – рот продолжал изображать сумасшедшую улыбку. – Да вон он, у вагончика, – и правая рука верзилы в черной перчатке вытянулась, указывая на полного мужчину.
Толстяк стоял к ним спиной, глядя в сторону забора, огораживающего полигон. Серый расстегнутый плащ на нем постоянно шевелился…
– А-а-а, вижу, – кивнул Роман, не торопясь отходить от верзилы. Распиравшее его любопытство не давало покоя, и, не удержавшись, он задал вопрос, который давно вертелся у него на кончике языка:
– Скажи, а почему его Прокурором кличут?
– Да по кочану, – вдруг посуровел бомж и, немного помолчав, со знанием дела изрек: – Это не кликуха. Он действительно из бывших… Ну, может, свободы захотелось… А может, запахов природы… Кто его знает? Так бывает: заклинит – и сразу все в голове переворачивается…
Довольный своей философской тирадой, бомж разулыбался беззубым ртом и добавил:
– В общем, припекло, видать, мужику, вот и пошел бродяжничать…
– М-да, я уже заметил, – шофер покосился в сторону двух бомжей, загружающих алюминиевые банки в мешок, – слишком много тут вас таких, любящих природу…
– А чему ты удивляешься? Девяностые сыграли свою роль. Нас стало миллионы…
Роман обернулся к мусорной горе, где недавно дал деньги мальчишке, и с сожалением произнес:
– Ну да… Детей только жалко… не понимают они вашей свободы…
– А чего их жалеть? – бомж удивленно округлил глаза. – Многие из них тут и рожденные, школы в глаза не видели, зато работу по потрошению мусора уже хорошо освоили…
– Это я тоже заметил…
– Ха! Для нас они ценные кадры, если что, еще и попрошайничать виртуозно умеют…
Бомж глянул в сторону Прокурора, который все так же продолжал стоять спиной, и махнул рукой.
– Ладно, парень, ты давай иди, а то Николаич увидит – ругаться будет…
Роман зашагал к толстяку, наблюдая, как тот, почувствовав приближение чужака, неторопливо поворачивается к нему всем своим грузным телом. Спокойный чуть насмешливый взгляд, пронзающий насквозь, устремился навстречу. Левая рука толстяка поднялась и медленно поползла по его круглой голове с короткой стрижкой. Серебристые волосы, сверкнув сединой, слегка взъерошились, но тут же упрямо легли на свое место. Роман отметил, что строгие черные брюки его имели какой-то странный отблеск, скорее всего, это было отражение от начищенных коричневых ботинок.
Толстяк с любопытством рассматривал подходящего к нему человека, улыбаясь иронично и немного настороженно.
– Добрый вечер, – приветствовал его Роман, – вы, как я понял, и есть Николаич?
Он не смог произнести слово «прокурор», чувствуя себя здесь случайным гостем, зашедшим по делу.
Толстяк не торопился отвечать. Прищурившись, он критически смотрел на водилу, молча изучая его.
– Меня зовут Романом, я… – немного смущенный таким приемом, начал тот.
– Можешь