я сейчас закричу, он исчезнет?
– У нас нет времени. Ты сама звала меня, и я стану худшим проклятием твоей жизни, если ты этого не исправишь, Ева.
– Как я могу исправить то, чего не совершала? – пора перестать ему отвечать, а то ведь так можно привыкнуть и решить, что это в порядке вещей.
А это ненормально. Меня закроют в психушке, а потом я никогда не устроюсь на работу.
Да брось, как будто ты собиралась доживать до совершеннолетия и проживать то, что потом обыкновенно происходит. Рано или поздно мы покончим с собой, это единственное, что не дает нам уйти в депрессию окончательно, верно?
– Да что не так у тебя с головой?!
Я даже успела забыть о его существовании, поэтому вздрогнула, обнаружив, что навязчивая галлюцинация все еще здесь и, похоже, вовсе не собирается исчезать.
– Я никуда от тебя не денусь, пока ты не обратишь ритуал.
Я обернулась к нему, долго вглядываясь в мельтешащие тени, скользившие по нему.
Я никогда не видела такого раньше, моему мозгу даже не из чего было такое придумать.
А может, я не вижу лица, потому что это как во сне? Когда ты на что-то смотришь, но информация считывается лишь урывками. Может, галлюцинации работают точно так же?
– Это все реально, Ева. Ты это знаешь. Ты сама во всем виновата.
Даже мое воображение уже винит меня. Как будто мне мало себя и своей критики.
– Или все же не ты?..
Я все еще смотрела на него, и, в минуту сомнения, в тени проскочила еще одна, совсем черная, тень.
Это невозможно.
– Культ Адама. Он уже существует? – спросила тень.
– Культ?.. – внутри все похолодело.
«Просто есть люди, которым доступно больше, чем другим. Мы на многое закрываем глаза, многого не желаем видеть, тем самым ограничивая себя и свои возможности».
Так сказал мне вчера Адам, когда я обвинила его в галлюцинациях. А теперь сама…
– Если это сделали они, тогда мне ясна твоя реакция. Твой отец был обязан рассказать тебе все и предостеречь от ошибки. Это его долг.
– Ты знаешь моего отца? – во мне вдруг сработало что-то, что всегда срабатывало при упоминании отца.
Как позавчера в доме той старухи.
Слишком болезненно и в то же время этим можно было заставить меня говорить.
– Что ты знаешь о моем отце? – как глупо.
Я не признавала галлюцинации (или что бы то ни было), а теперь говорю с ними и задаю вопросы.
Но если он ненастоящий, он не сможет сказать мне ничего нового о папе, верно ведь?
– В вашем роду были только первенцы мужского пола со времен моего погребения, и они были единственными детьми в семье. И от отца к сыну передавались слова о том, что я должен оставаться погребенным, что их обязанность – защищать мой покой и не дать крови прародителя быть пролитой. Крови потомка прародителя. Все должно было быть хорошо, пока рождались сыновья, ведь в мужском начале не заключено силы, пробуждающей жизнь. Или он все же передал знания, но не тебе…
Мог ли мой мозг самостоятельно