хоть немного краше. Наоборот, в такие моменты Шуше сердито просила дочь прибрать волосы, потому что «ее и так слишком много». Айбала чувствовала, что раздражает мать, и испытывала смутное чувство вины за то, что родилась не мальчиком. Хотя виной следовало бы мучиться Меседу, ведь именно она была последним ребенком Шуше и Джавада, а значит, их последней надеждой все те месяцы, пока Шуше ее носила. Но все мысли Меседу были о Всевышнем, а если когда-нибудь она и думала о том, что лучше ей было родиться мальчиком, то совсем в иной связи: она хотела бы учиться в медресе[12], а девочек туда не принимали.
В ауле имелась только начальная школа, рассчитанная на три класса. Среднее образование дети получали в селе, до которого нужно было идти более семи километров пешком: сначала по горной дороге, потом по ущелью вдоль русла реки и дальше мимо сельхозугодий и фруктовых садов долины. Чтобы не ходить ежедневно туда-обратно, дети всю неделю жили в интернате при школе, приходя домой в субботу после обеда, а в понедельник утром возвращаясь обратно.
Зимой, во время снегопада, когда дорогу всего за несколько часов полностью заносило снегом, дети становились невольными заложниками непогоды: или дома (если не успевали вернуться в школу после выходных), или в интернате. По этой причине девочек неохотно отпускали учиться в село и забирали домой при первой возможности, особенно если девочка в семье была одна, то есть единственная помощница матери.
Особенно рьяно противились обучению девочек отцы. Мужчины, по большей части сами малограмотные, послушав очередную проповедь муллы о вреде женского образования, выбирали наиболее, с их точки зрения, правильный путь: просто-напросто не отпускали дочерей в школу после очередных каникул, особенно если те уже достигли двенадцатилетнего возраста, когда по исламским канонам девочка становилась потенциальной невестой. И пусть замуж давно уже отдавали с шестнадцати (редко – с пятнадцати), сей незначительный факт отцов не волновал. Дочь должна сидеть дома. Только там она может чувствовать себя полностью защищенной от соблазнов, которые в большом селе подстерегают на каждом шагу. В былые времена считалось редкостью, если девочка умела хотя бы читать. А теперь все стали грамотные, а от грамотности до распущенности – один шаг. Нет, говорили отцы, собираясь на годекане после пятничной молитвы, пусть дочери учатся ведению хозяйства и готовят приданое. А со школой они, отцы, как-нибудь договорятся.
И ведь действительно договаривались. Почти у каждого имелась в долине родня: или в школе, или в сельсовете, а у Хакима Халгиева, директора и учителя начальной школы, так даже в районном отделе образования: его двоюродная тетка была замужем за заместителем начальника районо. Поэтому на то, что та или иная девочка внезапно переставала посещать занятия, учителя смотрели сквозь пальцы, тем более школа, единственная на все село и прилегающие аулы, с трудом справлялась с нагрузкой: дети учились в две смены, классы были переполнены, учебников