местному руководству концепцию руководящей роли КПСС и связи её с Советской Властью. Ну, и про Советский Союз, что он есть первое в мире государство рабочих и крестьян, самое большое на Земле, и оплот мира во всём мире. Он сильно волновался, ибо от грядущего выступления зависело не только будущее города и населяющих его людей, но и собственная судьба. Ведь, в случае удачи, руководство может товарища Михеева даже и в республиканский партаппарат направить на работу!
«Главное – отчёт правильно написать. Подчеркнуть мудрость товарища Бахтиярова в организации экспедиции, руководящую роль товарища Рассулова… А в конце – скромненько так: непосредственное руководство разведкой и работой с местным населением осуществлял тов. Михеев С. Э., второй секретарь обкома Горно-Бадахшанской Автономной Области».
Он покосился на референта Рахмона, которому вчера поручил написать речь. Тот, при свете керосиновой лампы «Летучая Мышь», старался до полуночи. Утром представил восемнадцать страниц блокнота, исписанных бисерным почерком. Текст получился очень хороший. Нужные идеи были сформулированы простыми словами и выражениями, понятными кому угодно, даже детям. Парень, хотя и таджик, имел хорошо подвешенный язык и резвое перо, и был предан хозяину беззаветно.
«Надо будет его с собой взять, если… нет, не „если“, а когда на повышение пойду…»
Вот и Горсовет. Большая, метров двадцати в высоту, круглая, вернее, полусферическая башня. У коновязи с полдюжины коней. Хи-Жэнь жестом показал: приехали, мол.
– Взво-од! Стой, раз-два! – скомандовал Андреев.
Томирис легко спрыгнула с коня. По ней тягот перехода совсем не было заметно. Самсонов, морщась, осторожно, на животе, сполз с седла и встал, расставив ноги циркулем. Михеев, переодевшийся загодя в костюм и галстук, сжимал в руках доклад.
Хи-Жэнь распахнул двустворчатые двери, и советские товарищи вошли в таинственное сумрачное нутро башни.
Партсекретарь, военком, начальник милиции, и комитетчик, сопровождаемые Томирис и Рахмоном, оказались в большом круглом зале, напоминавшем цирк или древнеримский Сенат. Такая же арена, окруженная амфитеатром, уступами поднимающимся к куполу. В центре потолка широкое отверстие. На арене огромный очаг с полупрогоревшей кучей углей. Дым, освещённый лучом солнца, выглядел столбом молочно-серебристого кварца c реденькими искорками золота. Приятно пахло смолистыми дровишками и какими-то благовониями.
На возвышении напротив двери семеро пожилых мужчин в светлых длинных робах. Товарищ Михеев вдохнул полный живот воздуха, чтобы унять противную дрожь в коленках.
«Как к ним обратиться-то? Товарищи? Друзья? Господа? Э-э, нет, господа все в Париже…»
– Здравствуйте, уважаемые!
Выслушав перевод Томирис, все семеро переглянулись, а самый левый седобородый дядька нахмурился и, довольно резко, выдал длинное предложение, явно в повелительной форме.
– Он говорит, что к старейшинам следует обращаться «достопочтенные старцы» – перевела, слегка конфузясь,