лукаво уточнила она.
Да! – последовал ответ.
– И что это? – с интересом осведомилась она.
– Ты узнаешь утром! – хитро подмигнул возлюбленной мужчина.
– Но с тобой утро словно никогда не настанет, – рассеянно возразила Эмма, а потом, распознав смысл его слов, воскликнула: – Интриган! Я теперь буду изнемогать от любопытства!
– Не от любопытства, – возразил ей Джеймс, склоняясь ниже.
Он нашёл её губы. Они были сладкими и сухими, обжигающими. Мужчина не ждал от любимой ничего, кроме того, что она постигла лучше всего – наслаждения его поцелуями, ласками, которые были то робкими, словно мальчишка впервые был с девушкой наедине, то жгучими, по-мужски, почти первобытно страстными.
Она ощущала, как Джеймс уже осыпает поцелуями её шею, ямочку у её основания, место, где под кожей перекатывается бугорок кадыка. Тогда она впервые томно вздохнула сквозь плотно сжатые зубы, стараясь откинуть голову назад, гладила мужчину по голове, готовая позволить куда больше.
Теперь он стал недосягаем, но она знала, что он задумал. Плавно скользя рукой по её телу, он добирался до нежной груди, скрытой только тонкой простыней от его глаз и губ. Она напряжена и отяжелела, потому что он был серьезно настроен. Легко он освободил идеальные полусферы, провел ладонью, и запечатлел долгий, смелый поцелуй на левой груди.
Эмма, теряющая над собой контроль, блаженно прикрыла глаза, но вместо того, чтобы издать хотя бы звук, лишь приоткрыла рот в немом сладостном стоне и быстро, неистово повернула голову набок.
Отстраняясь от влекущего средоточия предназначения женщины, Джеймс усмехнулся, набрасывая простыню на место.
Но тут из горла Эммы вырвался возглас недовольства, женщина снова обратила на любовника взгляд:
– Ты обещал не издеваться надо мной…
– И верно! – согласился Джеймс, устраиваясь над ней.
Сверху он видел её чуть обеспокоенную, красивое лицо обращено к нему. Он коснулся её лба в целомудренном поцелуе, погладил волосы, и улыбнулся.
Теперь она чувствовала его очень близко, каждый изгиб и мускул. Но достаточно ли близко?! Когда он гладил её по волосам, невинно целовал в лоб, словно хотел пожелать спокойной ночи, голова Эммы начала идти кругом, ей хотелось больше, чем Джеймс позволял себе, и тогда…
Она развела колени, и ощутила его так явственно, что это приятно волновало и ободряло.
– Эмма?
Она поняла его вопрос и ответила:
– Да, любимый!
Она чувствовала всестороннее вторжение. Он целовал её так необыкновенно нежно, что на секунду она забыла где находится, и тут же поняла, что он двигался в ней, уверенно, но медленно.
Господи, как он ласков! Он продвигался умопомрачительно далеко, и замирал, понимая, что она должна привыкнуть.
И она привыкала. К наполненности им, к отсутствию прежней давящей пустоты, к тяжести Джеймса, к его мужественности. Привыкала к собственному счастью.
– Обожаю тебя! – он снова пробовал её губы, и на этот