в глубокой пыли.
Две недели, пожалуй, едва ли
Их так сильно упрятать могли.
Здесь, похоже, хозяина дома
Не бывало уже много лет.
Все покинуто… Разве что кроме
Узкой двери в его кабинет.
Сколько помню я, вечно закрыта,
За шкафами виднелась вдали,
И вопросы о ней деловито
Дядя Леша всегда уводил.
То бардак: всё в бумагах и письмах,
Свет накрылся, хоть выколи глаз,
То ремонт там бушует – и быстро
О другом начинался рассказ.
Но теперь же скрипящие петли
Заводили тревожный сонет
В унисон проходящему ветру,
Приглашая пройти в кабинет.
Заглянул – неплохое начало:
Вместо комнаты, мебели, стен
Длинный спуск, обрамленный свечами,
Растворялся внизу в темноте.
Шаг за шагом по узким ступеням
И за стены хватаясь рукой,
Я добрался до дна. Удивленье
Нарастало кипучей волной.
Мне открылась просторная ниша
В тусклом свете свечей и зеркал.
Я подобные разве что в книжках,
В старых сказках себе представлял.
Вдоль всех стен, без свободного места,
Всё шкафы, стеллажи, а на них —
Банки, колбы расставлены тесно
И несчетное множество книг.
Куча трав, порошков и корений,
Скорлупы, медных проволок тьма.
А по центру, как царь в окруженье,
Черный стол под покровом бумаг.
Здесь – гравюра с пугающей фреской,
Книга с надписью «Lemegeton»,
Чьи-то записи, карта Смоленска,
Вся исчерчена карандашом
И еще стопка книг на не нашем,
Непонятно каком языке.
А поверх – изумрудная чаша
На запятнанном кровью листке…
Перед нею колье костяное
И кинжал с шестигранной звездой.
Неприятно увидеть такое,
Находясь глубоко под землей.
Что выделывал здесь дядя Леша?
И зачем он все это собрал?
Просто хобби? А может быть больше?
Может я его вовсе не знал?
Может он не случайно был с нами?
Вдруг за ухом послышался треск.
Обернулся – там зеркало в раме,
А на нем перевернутый крест.
Через силу в него заглянул я…
Треск все ближе. Поджилки трясет.
В тот же час отраженье качнулось!
Вместо комнаты – водоворот!
Я отдернулся, словно ужален.
Зычный рокот пронзил кабинет,
И откуда-то из зазеркалья
Появился мерцающий свет!
Пуще пробки я вылетел с криком,
Даже пола касаясь едва,
Подгоняем раскатистым рыком,
Облекаемым, будто, в слова…
Лишь на улице смог отдышаться.
Ну дела! Вот еще, чертовня!
Ото всей этой магии, братцы,
Жизнь всегда сторонила меня!
Что же