в ущелье.
«Ни зги. В кого же он стрелял? Может быть, какой-нибудь заблудший барашек вышел прямо на него?»
Эхо разносило звук выстрела во все концы ущелья, и только лёгкое облачко дыма на слегка просветлевшем небе указало правильное направление. Колька всмотрелся в темноту и тут явно расслышал истошные крики Николая. Разобрать слова было очень трудно.
– Ко-о-о-ль-ка-а-ка-а-а!
Эхо разрывало в клочья, а затем вновь соединяло в непонятные фразы почти все слова Николая. Первые куски слов звучали из одного места, повторялись частями из другого, конец фразы запаздывал и слышался совершенно из другого угла расщелины. В итоге получалась мешанина, путаница, в которой ни слова разобрать было невозможно. Колька полностью растерялся. Ему в суматохе показалось, что дикое стадо сейчас несётся в его сторону и вот-вот промелькнёт перед его глазами.
«Ёлки-палки, лес густой! Стрелять срочно. Ружьё, где ружьё, ёлки-палки! Не заряжено? Патронташ, ёлки… да где же, где этот патронташ?»
Сердце колотилось, как молот о наковальню. Руки тряслись, мысли путались. Бедняга находился в «сайгачьей» прострации. В какой-то момент, в полном смятении, трясущимися руками, зарядил свою двустволку первыми попавшимися патронами и направил ружьё в темноту, откуда доносился призывный крик Николая.
«Наверное, он гонит подранка на меня. Главное – не пропустить».
Растерянному Кольке никак не удавалось справиться с волнением, руки по-прежнему вздрагивали, и сердце не унималось в своём бешеном ритме – бум! бум! бум!
Вот из тьмы чуть проявилось серое пятно. Странные движения были вполне различимы. Существо спотыкалось, падало, вновь двигалось, при этом довольно быстро перемещалось по насту. Голос Николая доносился из глубины ущелья, позади серого существа.
«Только бы не зацепить своего вождя. Вроде далеко, позади чешет, не зацеплю».
Стрелок прицелился в несущееся по ущелью серое пятно. Грохнул выстрел, за ним сразу второй.
– Вот глухой гадёныш! Колька, не стреляй, я тебе говорю, не стреляй.
Николай летел что есть мочи вслед Палкану. Тут вспышка и выстрелы. Сердце в грудной клетке оборвалось. Ему показалось, что там, внутри груди, на мгновение образовалась пустота. Холодком обдало лицо и спину, мысли мгновенно спутались. Он запнулся и полетел носом в снег. Проклиная всё на свете, сплёвывая снежные комья и ощущая мокрые потоки тающего снега под одеждой, Николай, пошатываясь и задыхаясь от изнеможения, поднялся и поплёлся в сторону горе-охотника. Воображение рисовало самые страшные картины, в которых Палкан был главным героем и главным пострадавшим.
– Жаль беднягу, очень жаль. Зря я его с собой взял. Кольку, негодяя, олуха этого, придурка очумелого никогда с собой не возьму, ни за что. Вот чучело чокнутое, идиот полудурошный.
Причитая и чуть не плача, Николай медленно подходил к тому месту, где должен был находиться подстреленный Палкан. Одновременно туда же подбежал Колька-Ворошиловский