бурые комья.
–Ну, хватит, так хватит, – неожиданно покладисто сказал Крупинин, но в голосе чувствовалось недобрая затаенная обида готовой ужалить змеи. – Что мы в самом деле… Все в прошлом, все закончилось. Давай выпьем?
Максим угрюмо протянул рюмку, чокнулся и опрокинул ее в рот, морщась от горечи водки. Крупинин тоже выпил, задышал, занюхал наколотым на вилку грибочком, внимательно оглядел его и отправил в рот, а потом, чуть не поперхнувшись, прошептал:
–Глянь, Максимка! А вот и Крокодилица!
Максим обернулся. В кафе действительно вошла адвокатесса, бледная, высокая, с затянутыми в длинный хвост белыми волосами, в элегантном бежевом костюме, том самом, в котором она была в суде. Фамилии адвоката истцов Максим не запомнил, что-то вычурное… Войцеховская, Величинская… как-то так. А звали ее Анной, имя врезалось ему в память сразу, когда она столкнулась в коридоре суда. Тогда он, занятый мрачными мыслями, не обращал внимания на ее внешность, а сейчас, подогретый спиртным не мог не заметить холодной, ослепляющей в своей безжалостности красоты зрелой, уверенной женщины.
Крупинин тоже оценил и прищелкнул языком, когда она, волоча за собой туго набитый чемодан, проходила мимо. Она услышала, и даже завертела головой, ища источник звука, а увидев, сдвинула брови и даже бросила панический взгляд в сторону двери, но затем решительно двинулась к соседнему столику, села лицом к Максиму и вызывающе закинула ногу на ногу, глядя на него с холодным презрением. Он сглотнул, подумав: вот бы закурить. Курить Максим бросил года три назад, не начал даже когда его затянуло в судебный процесс, и он, долгими вечерами, выхаживал по комнате, пил, даже пару раз срывался на кокаин, но сигарету в рот так и не взял, чем тайно гордился. А тут поди ж ты, один взгляд судебного противника, и во рту высохло, как в колодце.
–Хороша, зараза, – одобрительно хмыкнул Крупинин. – Я, если честно, слегонца обтрухался, когда узнал, что она против нас.
–Так сильна?
–Почти не проигрывала. Кабы не пресс, что мы судье сунули, продули бы с треском. Анюту судьи любят, а прокуроры побаиваются. Ее процессы – сплошная эквилибристика и прочее шапито, так сказать. Хоть билеты продавай. Журналисты воют от восторга, хорошо хоть сегодня удалось добиться закрытого заседания. Она ж бывший следак из идейных. Ты знал?
–Откуда? Чего ж со своей идейностью на темную сторону перешла? – усмехнулся Максим. Крупинин развернулся, послал адвокатессе воздушный поцелуй и поднял вверх рюмку. Она не ответила и отвела взгляд в сторону.
–Была там какая-то мутная история. То ли подстрелили ее, то ли ножом пырнули, прямо в кабинете, на допросе. Опера вроде не обшмонали как следует терпилу. Долго в больнице валялась. Ну, и решила, что здоровье дороже. Коллеги бывшие ее за это долго простить не могли, она ж все схемы, все ходы и схемы знала. Потому она в уголовку и не лезет, чтобы жизнь не осложнять, ни себе, ни сослуживцам. С людьми, Максим, дружить надо, и уметь договариваться. Тогда они к тебе на помощь придут, как вот сейчас…
Максиму