лишь то, что всё равно оставалась рыбешка помельче, рассованная по рукавам.
Когда войсковой старшина до конца выразил свое недовольство по поводу плохой выправки казаков в строю, он направился к полковому штабу, а казаки уже подравнявшись и выпрямившись, зашагали в ногу в казарму учебной команды. Замыкающий строй Недомерков, вертанулся на каблуке и – к ограде костела, где обалдевший нищий всё пытался определиться, что делать с большущей форелью. Не было у него ни дома, куда бы он мог принести эту рыбу, ни тем более печи, на которой он бы мог её перед праздником сварить или пожарить. Его умственные потуги были напрасными. Рыба тут же была вырвана из его рук и буквально перелетела к Недомеркову:
– Всё пан, дзенькую добже! Хрен тебе халява, подержал и хватит, нам и самим она нужна…
И с этими словами, пристроив несчастную, истерзанную колючими шинелями рыбину под мышку, он кинулся догонять свой строй.
В Крещенский вечер, в нарушение устава, добытую рыбу мастерски пожарили в казарме на отопительной печи и на большом листе оберточной бумаги, как на скатерти, разложили сверху на ломтях белого пшеничного хлеба. Уже дожаривался последний кусочек, да и не кусочек вовсе, а половинка хвоста, как на запах жарёхи, учуяв её своим утиным носом, пришел крадучись вахмистр Власов.
– Нарушаем? – строго спросил их главный по службе в эти два месяца начальник.
– Господин вахмистр, по рыбке соскучились.
Власов, вдыхая ароматный, ни с чем не сравнимый рыбий дух, многозначительно им в ответ:
– Мы тоже с урядниками скучаем. Только когда попробуете, вы убедитесь в том, что я вам в поезде говорил. Не та рыбка, не та. Нет в ней духа нашего, речного. Не то, что на Северском то Донце.
И с этими словами он по хозяйски положил в лопастую ладонь три ломтя хлеба с самыми крупными кусками пожаренной рыбы и отправился с добычей в урядницкую.
– Чтоб у него память отшибло, – пробурчал ему вслед расстроенный рыбной потерей Антон.
– Тише ты, хорошо хоть он не раскричался!
– Да… Вот тебе и раскричался… Мы бы этой зря потраченной на урядников рыбехой лучше б других земляков угостили. Они б не говорили, что рыба не такая, не такая…
Антону самому непонятно было почему, но ему понравилось изучение уставов Императорской Российской армии. Строгие слова, требовательные предложения. Когда он читал уставы, ему всё время казалось, что написаны они строгими учителями, вроде сотника Исаева Филиппа Семеновича.
Неутомимый сотник не уставал повторять молодым казакам одну и ту же фразу, многозначительно поднимая вверх указательный палец:
– Уставы написаны кровью. И исполнять их нужно неукоснительно…
Зубоскал Дык-Дык вертел увесистый том с уставами и все повторял:
– Это ж сколько кровищи перевели на эту книженцию…
Дык-Дыку никакая медалька за усердие по службе пока и сниться не могла.
Вот в чем он отличался – так это в веселых и озорных байках, которые травили все кому не лень после вечернего