мой Андрей. Идите же, мать желает увидеть Вас.
Князь Андрей, из последних сил, сдерживая крупные соленые слезы, аккуратно зашел в опочивальню и сел рядом с матушкиной кроватью. Взор ее впервые, пожалуй, в жизни был исполнен страданием и слабостью.
Тяжко откашлявшись, она начала: Сын! Через несколько часов все вокруг в этой усадьбе станет твоим! Будь благоразумен, умен и честен и… кхех, знай, что у тебя есть характер… не забывай… И еще – тут матушка сказала то, что раньше никогда не говорила с такой искренностью и ненаигранностью как сейчас, – я люблю тебя, André, и всегда буду…
Слабеющей рукой, перекрестив плачущего князя, она немного собралась с силами – ну полно… зови отца Фому! Мне надо успеть покаяться, скоро я предстану на Суд… – и жестом указала Андрею на дверь.
Через полчаса из опочивальни вышел отец Фома с книгой Псалмов подмышкой – преставилась… Упокой, Г-ди, душу рабы твоей Пульхерии – Фирс громко и шумно завыл, а князь Андрей, не в силах больше сдерживать рыдания, убежал к себе в комнату. Вьюга понемногу стала затихать…
В барский кабинет зашел Фирс, прервав вереницу печальных мыслей князя, на нем был его стандартный черный сюртук прусского покроя (à la Goethe23), а худое и старое, казалось, вытесанное из дерева как у древнеславянских идолищ, лицо, казалось ещё более зловещим в неясных всполохах камина. «Ах, Фирс, верный мой старый друг» – промолвил слабым голосом князь:
– Совсем я занемог, сильна уж очень мигрень, а чернил-то хмм… не осталось… – Тут Андрей, дрожащей рукой достал из кармана домашних панталон увесистый porte-monnais и, не глядя, выдал Фирсу два целковых – Хмм… Поезжай же в город, да приобрети там чернил, ибо иначе не вынесу я своих мук.
– Сию же минуту будет-с исполнено, Ваше сиятельство – уверенно сказал Фирс
– Возьми мою лучшую карету, да прикажи Степану сесть на козлы. Хммм… и да! Остаток от денег можешь пропить в кабаке – промолвил Андрей и свалился на подушки.
Затем от потребовал принести Феликса к себе. Наш многоуважаемый читатель, весьма вероятно, полюбопытствует, кто же есть сей Феликс. Кличку сию гордо носил большой серо-чёрный кот с длинным хвостом, любимец князя. Во время приступов осенней болезни или же творческой хандры, коя частенько приключается с гениальными людьми, только Феликс (за исключением создания прожектов, конечно) мог утешить несчастного Андрея. Вся усадьба из-за болезни хозяина погрузилась в скорбную атмосферу: батраки переговаривались шёпотом, из новомодного граммофона не лилась услаждающая слух классическая музыка, а имперское знамя на флагштоке было приспущено на пятую часть от полной высоты. Единственными звуками, раздававшимися в усадьбе, были стенания князя Андрея. Обыкновенно в такие темные дни рядом с князем всегда неотлучно дежурил Фирс, что доставляло Андрею удовлетворение, а всей дворне несчастья, ибо во дни эти Фирс частенько