на фронте был товарищ, грузин. Так он в таких случаях всегда говорил: «Живи, кому мешаешь?!»
– Это-то правильно, только не хочется всё же быть обузой никому.
– Так ты и не будь ею! Всё от нас зависит, если здоровье позволяет. А его вон в каких шикарных условиях нам подправляют!
Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Вспомнился медсанбат.
Медсанбат. Сквозные операции потоком. Двухдневное лежание на полу какого-то особняка без стёкол, обогреваемого маленькой печкой, какую обычно устанавливают в теплушках.
Эвакуация в госпиталь №5473 в город Заверцы. Вечер спустился над землёй, когда два грузовика «Шевроле», гружёные ранеными, подошли к сортировке госпиталя. Голые ноги, отсутствие брюк – итог раздевания в медсанбате… Холодно.
Лежим три человека на дне открытого кузова, а выше нас на носилках, установленных на поперечные палки, – ещё шестеро: по три в два ряда. Лежим, громко ругая администрацию, поочерёдно посасывая трубочку, бесперебойно набиваемую отвратительным эрзац-табаком.
Лежим минут двадцать. Холод, донимающий наполовину раздетое и обескровленное тело, заставляет развернуться, несмотря на боль в ногах.
Окликнув проходящего мимо солдата, попросил его занести меня в палатку, из которой доносился говор, а из трубы, выходящей наружу, шёл дым. Там – печь, там тепло…
Въехал в палатку сидя верхом на рослом санитаре.
– Тю, Димка! Ты где такого «скакуна» отхватил? – на меня, широко улыбаясь, смотрел сидящий у буржуйки Витька.
– А сам-то ты откуда свалился? – спросил я, мостясь рядом с ним. – Я что-то не видел, чтоб тебя ранило.
– А чего ты мог видеть? Это я видел, как тебя с солдатами минами накрыло. Думал, всё, отвоевался Димка. А ты, оказывается, живучий!
– Так ещё и не воевал совсем, – бодро ответил я, хотя чувствовал себя очень плохо. – Если тут «родные» доктора не заморозят, то ещё повоюем. А тебя куда долбануло? – спросил я у Виктора.
– Да так, сквозная «царапина», – он приподнял гимнастёрку и показал перевязанную грудь. – Врачи говорят, что до свадьбы заживёт. А я уже женатый! – он громко засмеялся. Находившиеся в палатке раненые тоже заулыбались.
– Степаныч, – обратился Виктор к сидящему у выхода из палатки седому бойцу, – тебя сейчас увозят?
– Дык, говорят, сейчас… А там кто их, бога душу мать, знает! – он сплюнул. – А табе чавоть?
– Так ты моему другу костыли оставь. Тебе они, вроде как, и не нужны больше.
– Так-то оно так, да только я за них, вроде бы как отвечаю.
– Дык, – передразнивая пожилого бойца, сказал Виктор, – теперь Димка за них отвечать будет.
– Это оно так, – протянул Степаныч, – ему сподручней было бы.
– И в чём же дело? – не унимался Виктор. – Мужики, а ну-ка передайте сюда вон те запасные ноги! – и он указал на прислонённые к стенке палатки костыли.
Степаныч сложил их вместе и протянул сидевшему невдалеке солдату, тот передал их другому, и они оказались