сходство эволюции культуры в Старом и Новом Свете стало действительно аксиомой, идеи чайлдовских революций в Америке не прижились. Их здесь постигла судьба периодизации К. Ю. Томсена: называть строителей Тикаля и Теотиуакана людьми каменного века формально правильно, но нелепо. Городская революция оказалась не более универсальным понятием, чем энеолит. Разработанные на материалах определенных регионов, эти термины невозможно было сделать универсальными, не выхолостив их содержания. Так, мы можем договориться называть городами определенные археологические объекты, появляющиеся в определенный период в Перу, в Египте, в Нигерии или на Миссисипи, но все эти объекты будут столь сильно отличаться как друг от друга, так и от городов южной Месопотамии, что единое для всех них определение окажется либо бессодержательным, либо неточным. В Перу в III–I тыс. до н. э. наблюдаются рост населения, усложнение социальных структур, усовершенствование технологии, но все это в очень отличных от Месопотамии в VI–IV тыс. до н. э. формах. Перуанским монументальным постройкам III–II тыс. до н. э. нет убейдских аналогий, а урукскую урбанизацию ни по масштабам, ни по ее социальному содержанию не с чем сопоставить в Центральных Андах. В Мезоамерике монументальную скульптуру ольмеков отделяет от первых оседлых деревень менее тысячи лет, урук от позднего натуфа – пять тысячелетий. Мутации в теосинте, приведшие к появлению кукурузы, произошли где-то в VII, если не в VIII тыс. до н. э., но лишь в III тыс., скорее к его концу, урожаи на огородах стали достаточно велики, чтобы обеспечить оседлость. В Леванте оседлость предшествовала земледелию, а окультуривание ячменя означало не столько повышение урожайности, сколько развитие устойчивости к слишком быстрому осыпанию колосьев. Таких примеров немало.
Даже не обращаясь к Месопотамии, Стьюард видел разнообразие конкретных путей развития на примере одного лишь Нового Света и, работая над «Справочником по индейцам Южной Америки», развивал концепцию многолинейной эволюции. Массон пришел к принципиально сходной идее в конце 1960-х гг., когда стал писать о нескольких различных путях неолитической и городской революции. Подробно он изложил свои взгляды в книгах, посвященных Джейтуну и Алтындепе[104]. Массон нигде не цитировал Стьюарда и, по-видимому, мало знал о нем, однако косвенное воздействие американской науки (через знакомых с соответствующими публикациями В. А. Башилова и В. И. Гуляева) все же не исключено.
Переход на позиции многолинейного эволюционизма является не столько уточнением теории Чайлда, сколько разрывом с ней, ибо универсальность и диффузионизм лежат в самой основе чайлдовской картины мира. Концепция многолинейной эволюции описывает реальность гораздо лучше, но одновременно приближает исследователя к логическому тупику – нескончаемым спорам о таксономии и числе подобных путей, и по мере накопления наших знаний число это все растет. Выход за пределы переднеазиатского ареала ставит под сомнение также и приложимость термина «революция» к процессам