завещание передать единственной дочери эту условную «амброзию», отказавшись сам стать земным «олимпийцем».
Рита оформила Ксении новые документы, соответствующие новым возрастным данным, чтобы не тревожить окружающих. Вот ведь вредина! Всучила Ксении своё же имя! Почему сама Рита отвергала законное имя Кларисса, под которым значилась, не знал никто. А тут ещё и давняя Лора-соперница носила при своей жизни имя Кларисса, тоже не используя его в силу личного неприятия. Лору мать наградила при рождении именем Кларисса, а Рита могла выбирать себе любое. Скорее всего, Рита не имя, а псевдоним.
Рано утром новоявленная Кларисса пришла на детскую площадку. Всё было непривычно, сдвиг во времени, янтарные утренние небеса за незримым куполом. Деревья – подростки шелестели, обдуваемые искусственным ветром. Круглый шар – сфера, изображающий планету, на которой они жили, лениво вращался на прозрачной искусственной скале. Из-под сферы-фонтана выплёскивались успокоительно журчащие струи. Цветной, то голубой, то лиловый туман окутывал скалу и чашу, куда сливалась вода. В те мгновения, когда туман, создаваемый специальным устройством, рассеялся, Ксения, взглянув вниз, увидела себя, как зыбкое привидение в белой кофточке, со струящимися волосами, отражённую водой. Она вздрогнула и обернулась. Неподалеку стоял Рудольф. Она увидела взгляд исподлобья. Взгляд из прошлого. Он ждал. Но чего? Потом развернулся и ушёл.
Рудольф вряд ли узнал Ксению. Ту, прежнюю, возможно, узнал бы и сразу. Несмотря на то, что после пятидесяти лет она стала как-то стремительно блёкнуть, заметно опережая в этом своих ровесниц, став на вид сверстницей их мам. Так проявила себя расплата за слишком затяжную вселенскую тоску. Но все эти напитанные, как осенней слизью, задумчивые меланхоличные дни стремительного увядания она выбросила на Земле, окончательно скинув их за гелиощитом родной солнечной системы, едва они вздумали волочиться за нею следом.
На новой Земле проснулась совсем другая уже женщина. Женщина без прошлого. По сравнению с тем далёким юным обликом в ней произошла перемена. Она вовсе не стала подобием себя в юности. Лицо неуловимо изменилось. В нём не наблюдалось и тени неизжитой инфантильности, особой нежной неопределённости черт, как бывает в юности подлинной. Тело, трансформированное омолаживающими технологиями, пошло отчего-то в рост, бедра округлились, а грудь для чего-то заметно увеличили, явно следуя указаниям неизвестного эксперта. Или же так проявляло себя фонтанирование переизбытка юных гормонов. И Ксения тому ничуть не радовалась, все эти сексуальные ловушки – обильные полусферы ей мешали. Она любила спать на животе. Она и на свою прежнюю грудь не могла нарадоваться,– маленькая, но упругая, по форме подобная тем, какими щеголяли каменные нимфы в историческом парковом заповеднике, стыдливо прикрывающие их белыми ручками, – к чему ей и прилепили эти передние округлые дыни? Ксения привыкла ходить, расправив плечи, грудь колесом, поясница в пленительном прогибе, балетная