свинцово.
К вечеру сделалось только хуже.
Ровный заглотил на обед сразу две таблетки кетанова, понимая, что с такой башкой понятие «аппетит» превращается в философскую абстракцию.
Немного покорпев над переводом, он позвонил Петухову.
Уточнили завтрашние планы, потом Петухов долго ругался, как ему досталось за поздний звонок от жены, на что Ровный подначил того, что досталось вовсе не за звонок, а за то, что жена спалила порнуху на компьютере, а бывший сержант послал приятеля на хер.
Словом, нормальная такая беседа.
– Слушай, Артем, у тебя сколько дней лежали те бумажки?
– Которые теперь у тебя?
– Они самые.
– А что?
– Просто спрашиваю! Сколько?
– Да ни сколько. Я их забрал у торчикозника и сразу тебе, того, отдал. Так в чем дело, Кира?
– Хотел тебя спросить… – Ровный замялся, не зная, как бы половчее сформулировать свои смутные страхи, не страхи даже – сомнения.
Потому что все его дикое ночное приключение казалось теперь дурным сном.
– Ну? – подбодрил Петухов.
– В общем, Тема, с тобой не случалось ничего странного с тех пор, как ты взялся работать с нашими документами? Вот честно?
– Честно?
– Да.
– Лечиться тебе надо, если честно. И завязывать бухать на ночь.
– Интересно, почему ты вспомнил про ночь?
– Да потому что ты, как обычно, поди, натрескался «конины», а потом кошмарики ловил по всей квартире!
– Артем, – настойчиво повторил Ровный, – почему ты заговорил про ночь?
– Да пошел ты! – универсально свернул разговор Петухов.
Пришлось идти. А куда деваться?
Глава 4
Рыцарь
Июнь салютовал войску графа Шароле небывалой жарой. Дозор превращался в пытку, потому что к доспехам было не прикоснуться – на шлемах казалось вмоготу жарить перепелов или иную мелкую птаху.
Многоопытные ветераны ухмылялись в усы, говоря обязательное «молодо-зелено», а также вспоминали горячие дела в Италии или в Испании, а то и в Африке, где довелось побывать бастарду Антуану. Жарища там не чета здешней! Тут что? Ерунда, слегка печет, а вот там – там ого-го!
А уж для турка или мавра солнце – верный союзник, доброму же христианскому рыцарю – лютый враг. И ничего, воевали, не то что нынешнее племя! И так далее, обычный стариковский репертуар.
Ветераны боролись с собственными шлемами, оборачивая их белым шелком, чтобы не так грелись. Молодежь поступала проще – вовсе не отягчала головы ненужным железом. Заступают в дозор, все красуются в открытых салдах или стальных шляпах, которые были бы приличны лучникам, но никак не тяжелой кавалерии. Через полчаса весь этот реквизит болтается притороченный к седлу или вовсе сброшен на пажеское попечение – на голове берет, перья, позолоченные бейджи – красота и легкость!
Кирасами себя утруждали лишь единицы, потому как тяжело, жарко и неизящно. Последний факт вызывал потоки брюзжания и заслуженных