один раз посредством Шедония; я запретила ему писать. Тщетно иезуит предлагал мне средства продолжать наше знакомство; я решительно отказала. Это пагубное письмо послано без моего согласия; один Шедоний тому виной. Коварный итальянец погубил меня и, конечно, из собственных видов.
– Итак, ты виделась с Августом. Но эта записка разве не служит продолжением первой связи? Разве не обнаруживаешь ты новое свидание?
– Нет! – решительно отвечала Туанета.
– Как нет? Параша и Яков в ней упомянуты. Зачем ты настаиваешь выгнать их из дому?
– Это совсем другое! Не спрашивай меня о том; пожалей об участи несчастной жены: я завлечена, и должна погибнуть!
– Это новое! новая тайна! Скажи…
– Нет! Я не хочу увеличить твоего горя; может статься, я напрасно беспокоюсь, а если сбудется, тогда прибегну к твоему великодушию. Ты один остался другом и защитником моим! Теперь позволь мне удалиться, оплакать мое несчастье и безрассудность! – Она вышла, и мы остались в изумлении, что записка, составленная наугад, оказалась справедлива.
Долго муж ходил по комнате, произносил отрывистые, невразумительные слова, потом вышел и велел позвать Парашу с Яковом.
– Друзья мои! Я виноват перед вами, хотел удалить из дому брата. Останьтесь! Служите ему по-прежнему; я удвою ваше жалованье и не забуду в духовной: я чувствую, она скоро свершится. Теперь, друг мой Яков, развяжи бездельника и отпусти; я не хочу его видеть.
– Слушаю, сударь. Да не прикажете ли переломать ему руки, или ноги, чтоб помнил дом наш навеки?
– Нет; за такой поступок следует ответственность.
: – За что отвечать? Воров бьют и плакать не велят.
– Яков, не тронь, отпусти его: он не вор.
– Вот новость! Так верно, еще хуже вора, когда вы так рассердились.
– Ах! не мучь меня! Ступай! Исполни приказание.
– Слушаю, сударь. Волю господскую нехотя исполнишь!
Он вышел из комнаты, а мы ему шепнули, чтобы он не спешил и дал нам случай позабавиться над лазутчиком; при том самая необходимость требовала задержать его до утра, чтоб Шедоний не узнал о происшедшем.
За ужином мы не видали супругов; один Штаркман распоряжался всем, и, по обыкновению, выпив два стакана грогу, отправился почивать, а мы – в арестантскую. Бедняга лежал связанный на полу и, увидев нас, вскрикнул от страху.
– Не бойся, приятель, мы – люди добрые; не тронем тебя.
– Милостивый государь! Клянусь всеми святыми! Я письма не приносил, а только пришел выведать у Якова, где живет девушка Саша. К ней ходит по ночам один воспитанник; а записку, верно, сам дьявол мне подсунул!
– А ты знаешь этого господина?
– Нет! Шедоний сказал, что зовут его Антонием; уверил, что он – совершенный негодяй и опасный ему враг.
– Мошенник! – вскричал Яков. – Да ты бранишь меня в глаза: с тобою говорит сам Антон Иванович!
– Виноват, милостивые государи, виноват! Простите! – Он принялся целовать мои ноги.
– Нет! Мы такого простить не можем!
– Сжальтесь! У меня жена, шестеро