удобно усевшись и разинув рот, смотреть представление. Если они ничего не знают о победе, то, по крайней мере, лишены понимания того, что такое поражение. Они живут так, как нам всем следовало бы жить, – тихо, спокойно и безучастно. Они не несут гибель другим и сами не принимают ее от вражеской руки. Твой титул и богатство, Гарри, мой ум, какой ни есть, мое искусство, если оно чего-то стоит, красота Дориана Грея – все это дано нам богами. За все это мы обречены страдать, и страдать ужасно.
– Дориан Грей? Значит, так его зовут? – спросил лорд Генри, подходя к Бэзилу Холлуорду.
– Да, так. Правда, я не хотел тебе говорить.
– Но почему?
– Как бы тебе объяснить… Когда мне очень нравится какой-нибудь человек, я никому не называю его имя. В раскрытии имени отчасти присутствует предательство. Я привык ценить тайну. Мне кажется, это то, что делает нашу современную жизнь загадочной и удивительной. Самая обычная вещь становится восхитительной, стоит только ее спрятать. Уезжая из города, я никогда не говорю родным, куда направляюсь. Если бы сказал, потерял бы все удовольствие от поездки. Глупая привычка, признаюсь, но она вносит в мою жизнь немало романтики. Наверное, ты теперь сочтешь меня глупцом?
– Вовсе нет, – сказал лорд Генри, – вовсе нет, мой дорогой Бэзил. Похоже, ты забываешь, что я женат, а одна из приятных сторон брака состоит в том, что обман абсолютно необходим в жизни обеих сторон. Я никогда не знаю, где моя жена, а она никогда не имеет понятия, что делаю я. При встрече – а мы иногда все же встречаемся, когда обедаем в гостях или бываем с визитом у герцога, – мы рассказываем друг другу совершенно немыслимые истории с абсолютно серьезными лицами. У моей жены это очень хорошо получается; честно говоря, гораздо лучше, чем у меня. В отличие от меня она никогда не путается в датах. Но, раскрыв мой обман, жена не устраивает сцен, хотя иногда я был бы даже не против. Она смеется надо мною, и только.
– Мне не нравится, как ты говоришь о своем браке, Генри, – сказал Бэзил Холлуорд, направляясь к двери, ведущей в сад. – По-моему, на самом деле ты очень хороший муж, но ужасно стыдишься своих добрых качеств. Ты человек необыкновенный. Ты никогда не скажешь ничего в защиту нравственности, однако никогда и не поступаешь дурно. Твой цинизм – это просто поза.
– Просто поза – это вести себя естественно. И кстати, поза чрезвычайно неприятная! – смеясь, воскликнул лорд Генри, и оба молодых человека вышли в сад, где удобно устроились на длинной бамбуковой скамье, стоявшей в тени высокого лаврового куста. Солнечный свет скользил по гладким, словно полированным, листьям. В траве трепетали маргаритки.
Помолчав, лорд Генри достал часы.
– Боюсь, мне пора, Бэзил, – тихо сказал он, – но прежде я очень хочу получить ответ на вопрос, который я не так давно тебе задал.
– Что за вопрос? – произнес художник, не поднимая глаз от земли.
– Ты прекрасно