тротуар они упали вместе, молчаливой связкой. Позитивной стороной данного несчастья явилось то, что Гвидону удалось добиться, чтобы нежеланное соприкосновение с асфальтом осуществилось посредством его именно спины, более пригодной для неприятностей подобного рода.
В момент соединения с асфальтом он ещё успел заметить в приветственном жесте замершую руку с огромным камнем запонки цвета луговой зелени, но в следующий миг и автомашину, и бестактно растущую из неё руку закрыла копна рухнувших на его лицо ароматных волос.
Когда Тугарин и Полина поднялись на ноги, чтобы отряхнуться и привести себя в порядок, Хряпин, покинувший к этому времени место за рулём, уже вступил в разговор с подругой Полины.
– Видите, что вы наделали, хулиган бессовестный? – с капризным жеманством выговаривала ему молодая женщина и остреньким прогнувшимся пальчиком указывала в сторону потерпевших. – А теперь – «простите, пожалуйста»? Каков! Нет, вы только посмотрите!
– Я просто умоляю простить меня! – отвечал Хряпин. Коммуникационное наполнение – мимика, жестикуляция, интонации – было в наличии, но использовалось им с весёлой небрежностью. – Я готов бросить на асфальт собственный пиджак и встать на колени перед вашей подругой и вами лично.
– Пиджак? Зачем его бросать?
– Чтобы не испачкать брюк, когда паду ниц. Видите ли, если бы не крайняя степень необходимости, ваш покорный слуга промчался бы мимо. И в этом случае никогда, по-видимому, нам не представилась бы возможность познакомиться. Однако всё дело в том, что мой коллега входит в группу захвата. Я вынужден забрать его с собой. А без него, должен заметить, трудно будет провести операцию без людских потерь.
– Что-то я не понимаю… – спросила Полина. – Что вы собрались захватывать?
– Да ещё с людскими потерями! – добавила её подруга. – Вы же художники! А у художников, насколько я знаю, такие потери обычно происходят на почве пьянства.
Хряпин удивлённо взглянул на Тугарина и увидел, что тот из-за спин новых знакомых демонстрирует ему предназначаемую предупреждающую гримасу. И Хряпин мгновенно сориентировался.
– Значит, присутствующим, Гвидон, – сказал он голосом слегка разочарованного человека, – уже известно, что мы с тобой художники? Да, получилось не совсем удобно. И виновата в этом, как всегда, моя скромность.
– Ой-ой, вот уж действительно – скромность! – воскликнула подруга Полины.
– А я всегда думала, – поделилась своими мыслями Полина, – что скромность увлекает в заводскую, скажем, стихию или в поля урожайные. Что скромные работают на токарных всяких там станках, на слесарных… Только не художниками.
– И тем более – там, где людские потери бывают, – прибавила подруга Полины, чтобы не осталось сомнений, что шутка Хряпина понята и принята.
– Согласен. Меня разоблачили. Однако таких много, должен заметить. В шахту, например, лезут, я бы сказал, уже не совсем чтобы уж скромные. Кстати, Гвидон, – Хряпину