ему захлопнуть за собой дверь. Подтолкнув его в спину, Григорий вошел вслед за ним, проворно закрыв дверь на щеколду.
– Ты шо? – выпучился хохол.
– Мне нужны ваши деньги, – спокойно ответил Мытищин.
– Шо-о?! – с грозной протяжностью пропел хохол, презрительно с ног до головы смерив неказистого на вид и вдвое тоньше его противника.
Григорий с деланным испугом, резко вскинул глаза к потолку. Голова хохла невольно дернулась туда же, и Мытищин, рассчитывая именно на такую реакцию своей жертвы, ребром ладони, молниеносно и сильно нанес ему удар в горло. Хохол захрипел, хватая ртом воздух и всей тяжестью грузного тела вместо того, чтобы отпрянуть, навалился на Григория. Неожиданно оказавшимися железными его руки обхватили юношу и придавили к стене. Мытищин, отталкивая его от себя, свободной рукой вытащил из-за пояса «бульдог», приставил дуло его сбоку, ниже подмышки, прямо против сердца, и надавил на спусковой крючок. Тело хохла вздрогнуло, моментально сникло и стало тяжело сползать к ногам Григория. Не спеша, обшарив бездыханную жертву и переложив содержимое его карманов к себе, Мытищин с большим трудом затащил очугуневшее тело в кабину уборной. Там он усадил его, изловчился закрыть дверь изнутри и вышел в зал.
– Гарсон! – подозвал он, снова усаживаясь рядом с игроками. – Водки!
Осушив одну за другой две высокие рюмки, он расплатился и ушел…
В ту ночь Григорий стал обладателем 78 тысяч рублей. Ни угрызений совести, никаких других беспокойств он не чувствовал. Ни во сне, ни после того как проснулся. Образ убиенного не вставал перед глазами, не мучил и не преследовал его.
Через несколько часов, покончив с выплатой долгов кредиторам, он сидел в тяжело переваливающемся вагоне «чугунки», тащившем его жребий в отчие края…
– Осади здесь! И жди! – спрыгнув на землю, приказал он кучеру нанятой им на станции коляски.
На втором этаже особняка, куда подкатил Григорий, дернулась портьера и мелькнуло знакомое, уродливое лицо Львова, которое тут же отшатнулось в глубину комнаты. Григорий по-хозяйски распахнул парадную дверь и лицом к лицу столкнулся с уже порядком поседевшим, но еще бравым на вид Мирзавчиком.
– Киняз, дорогой, – расплылся он в улыбке.
Они обнялись.
– У себя? – спросил Григорий.
Мирзавчик вместо ответа подмигнул.
– Мирза бек, только не мешай мне. Хорошо? – попросил он.
– Ерошка падлес тоже там, – шепнул кавказец и бесшумно шмыгнул в свою каморку.
– Они оба друг друга стоят, – пробормотал ему вдогонку Григорий и ринулся вверх по лестнице, ведущей к гостиному залу.
У самой двери на пути его встал вышедший оттуда дородный детина. Видимо новый лакей Львовых.
– Куда? – заслонив собой дверь, спросил он.
– Прочь с дороги! Я к князю.
Детина цвикнул, нарочито медленно провел языком вокруг десен, будто выдавливая оттуда застрявшую пищу, и сказал:
– Князя дома нема.
Григорий