в реальность.
– Зачем ты меня вызвала? – зазвенел механический голос древнего божества.
– Спаси их! – Я вытянула дрожащую руку в сторону искорёженной машины. Папа, мама, маленький Эйрик – все трое были мертвы. А я, я – выжила, отделавшись несколькими ударами и вывихнутой ногой. Слёзы вновь хлынули из глаз.
Жрец впился в меня взглядом и замер.
«Пожалуйста, не откажи, – молилась я про себя. – Помоги моей семье!»
– Силы позволяют мне это, – наконец заговорил он. – Но в обмен потребую немало.
Со Жрецом расплачивались не деньгами – способностями. Чувствами. Временем.
– День твоей жизни.
– Согласна, – без раздумий ответила я. Один день моей бессмысленной жизни за спасение любимых? Мне не жалко отдать годы. Выдохнув, я слегка улыбнулась. Облегчение тёплой волной разливалось по напряжённому телу.
А затем всё пошло под откос.
Мир вокруг треснул и распался на разноцветные зеркальные стёклышки. Как в калейдоскопе, они вращались и образовывали новые узоры, ускоряясь с каждым поворотом. Я закрыла глаза – но продолжала видеть непрекращающуюся игру отражений. Бесконечное мельтешение сделалось невыносимым, вынудило опуститься на колени. Прижавшись лбом к шершавой прохладной земле, я замерла.
* * *
Когда кружение остановилось, подступила рвота. Взбунтовавшийся организм не выдержал пляски и теперь мстительно выворачивал наружу содержимое желудка. Меня рвало прямо на белый пол; кусочки непереваренной пищи некрасиво растекались по поверхности. Успокоившись, я посмотрела на Жреца, который молчаливо стоял напротив. Его чёрное одеяние в абсолютно белой комнате, в которой мы находились, казалось неестественным, карикатурным, вызывая внутри непонятную тревогу. Стряхнув с рукава лишь ему видимые пылинки, Жрец подошёл ко мне и протянул платок.
– Где мы? – вытерев лицо и поморщившись от отвратительного привкуса во рту, спросила я.
– В моём мире.
– Что произошло? Там, на дороге?
– Твоя просьба выполнена, твоей семье больше ничего не угрожает.
– А йй-я? Почему йй-я здесь? – При любом волнении буква «я» у меня всегда превращалась во что-то нелепое.
– Потому что ты отдала мне свой день.
– То есть, йй-я здесь только на сегодня? – Что-то было не так, но я не могла понять что.
– Нет, – Жрец помолчал. – Ты отдала мне один любой день.
– Какой день ты забрал?
– День, когда ты была зачата.
Меня затошнило снова. Я сделала глубокий вдох и выдох, подавив рвотный позыв.
– То есть меня теперь не существует?
Жрец не ответил. Взяв меня за локоть – сил вырываться не было, я лишь слегка вздрогнула – он вывел меня в длинный коридор и провёл в другую комнату.
Стены, потолок, кровать, даже картина на стене, включая раму – всё было белым. Напротив кровати стоял стол – разумеется, тоже белый; на столе аккуратной стопкой лежали