чуть задирая вверх каждую фразу. Да у него и самого наверняка есть акцент…
– За храмами следят, – сказал он. – Потому это безнадежный вариант. Едва не каждый священник у тайной службы на примете. Обожглись в прошлый раз, теперь дуют на воду.
– Через друзей пани Яворской…
– А ты думаешь, что за ее салоном не наблюдают? Конечно, они делают это вежливо, но она вдова Яворского, Стан, этого им хватает… Вот если б только… Может быть, ты знаешь кого-нибудь среди чезарских ростовщиков?
Тот мягко рассмеялся.
– Стефан, друг мой, чезарские ростовщики давно уж нашли себе работу, и если они станут хранить чьи-то деньги, то это будут деньги цесаря.
– Нельзя ли обратить их на нашу сторону?
– Разумеется, можно, но лишь в том случае, если ты сможешь заплатить больше…
Корда замолк. Потом вздохнул.
– И о чем нам приходится говорить, друг мой!
Стефан пожал плечами.
– Может быть, все это пойдет нам на пользу, – сказал он. – Насколько легче будет объединиться сейчас, когда ни у Белта, ни у Самборских ничего нет, все забрали и можно подумать наконец о чем-то, кроме себя… выше себя. И те, кто раньше зубами готов был вырывать друг у друга княжескую булаву, теперь заботятся о другом. О свободе, которую мы… чего уж там говорить, сами отдали. О единстве, которого среди нас никогда не было.
– Осторожней, Стефан, – засмеялся Корда, – еще немного и тебя примут за романтика!
– Не дай Матушка. – Белта повел плечами.
Потом ехали молча. У Корды выражение лица сделалось мечтательным – видно, грезил о пани Гамулецкой.
Поместье спало, крепко и глухо, даже собаки молчали. Стефан вспомнил вдруг те лихорадочные дни, когда Яворский остановился у Белта на пути в Швянт. Войско его было слишком большим, чтоб всем найти приют под крышей, и повстанцы отправились ночевать прямо в поле. Жгли костры и пели до самого рассвета – будто на праздник собирались…
Уже когда выезжали на ведущую к дому аллею, Корда спросил:
– Что ты собираешься делать?
– Я? – Белта скривился. – Ползать на коленях перед Лотарем, пытаясь остановить войну. Только удержав ее, можно удержать… все остальное. Я плохой революционер, Стан, я знаю, но я могу еще стать хорошим сыном.
– А если не удастся?
– Вернусь домой, – сказал Стефан.
– Ты мог бы… – начал Корда.
– Не мог бы. И не стану.
Уезжал он первым; даже Корда проведет еще в Белта несколько дней, прежде чем скакать к границе. Когда он прощался с домашними, Юлия стояла чуть в стороне. Стефан подошел поцеловать ей руку, и она торопливо выпростала из кармана юбки образок Матери.
– Наденьте его и носите. Это не эликсир, но поможет…
Стефан взял образок, мимолетно коснувшись ее холодных пальцев. Спиной он ощущал – так же ясно, как это касание, – настойчивый взгляд отца.
Он обернулся. Старый Белта смотрел прямо на него. Подагра у отца совсем