этого, – Даня смутился, спрятал руки под стол. – Я понял. Не повторится.
Богданович сожалел, что старлею удалось его переиграть, сбить с толку разговорами и вытянуть из него обещание. Ничего, противостояние только началось. Обещание, данное врагу, держать необязательно – арестантская гибкость.
– Отлично, Даня, – Григорий Сергеевич хлопнул в ладоши. – Оставь на столе проводки-прикурки и позови ко мне пухлого Кирилла.
Вздохнув, Богданович выложил проводки. Только в коридоре он сообразил, что Григорий Сергеевич не задал ни одного привычного вопроса: фамилия, статья, срок, семейное положение. Однако, имя он знает. Кажется, он всё знает. Не прост этот Григорий. Но и Богданович не прост, проводки есть запасные.
Даня зашёл в комнату с телеком, сел за парту.
– Пупс, ты следующий.
Кирилл поджал губу, но промолчал, поднялся и пошёл на беседу.
– Что там было? – Лёха выключил телевизор и посмотрел на Богдановича. Даня промолчал.
Пока блатной был у начальника, Лёха с Кириллом поговорили «за жизнь».
– Меня до жути пугает этот Даня, – признался Мамонтов. – Всегда ненавидел блатных. Несмотря на то, что у меня мама сидит смотрящей за отрядом на зоне.
– У тебя мать сидит? – удивился Лёха.
– Говорил уже. Мать сидит за наркоту, отца посадили, когда я был ребёнком, так он и пропал. Старшая сестра сбежала из детдома и тоже исчезла. Такая себе семейка. Творческая. У нас только бабушка адекватная, но я от неё сбежал в Москву.
– Я от бабушки ушел и от дедушки ушел… А зачем? – Лёха искренне не понимал, зачем куда-то бежать, мыкаться по чужим домам, бедовать, когда есть угол и родной человек.
– Мир посмотреть, себя показать. Тесно мне стало в нашем городке.
Лёха усмехнулся. Маленькие карие глазки Кирилла тут же вспыхнули гневом из-под очков.
– Зря смеёшься. Я к четырнадцати годам уже музыкалку закончил по вокалу, пел в заведениях, вёл свою танцевальную группу клаб-дэнса.
– Чего?
– Учил женщин пластично танцевать, – Кирилл скромно поправил очки.
– Ну, а потом?
– В Москве поселился у знакомой. Устроился в одно заведение, там выступал, – Кирилл замялся. Лёха подумал было, что пупс танцевал стриптиз, но, взглянув на фигуру, отогнал эту мысль. – Короче, говорил же, я переодевался и пел попсу.
– Зачем? – Лёха посмотрел на Мамонтова.
– Платили очень хорошо, а я до денег жадный.
– Много?
– Очень.
– А посадили тебя за что?
– Ты знаешь, я человек творческих взглядов, можно сказать даже интеллигент. Мне в этой темнице ужасно душно, – начал издалека Мамонтов. – Много моментов меня пугают. Даже собственная тяжеловесная фамилия. Я вены резал несколько раз. Я личность крайне неуравновешенная.
– Так за что тебя посадили?
– Скажем так, у меня были разборки с одним типом, и это всё закончилось статьей… Хотя были