уже взявшая в руки палитру и кисть и мелкими мазками приступившая к разукрашиванию деревьев в парке, особенными, лишь только ей свойственными, тёплыми тонами: золотистыми, красноватыми, где-то с мягкой сединой. И фонтан уже не брызгался своими озорными каплями, не смеялся завораживающим звонким смехом, заражавшим проходящих мимо детей, обдавая их веселыми, переливающимися на солнце брызгами, что были необычайно приятны в жаркие дни солнечного лета; сейчас же он молчал в стороне, всеми оставленный и ненужный. Лавки в парке были пусты, только кое-где уединялись на них любители осенней пышности, чтобы насладиться красотой и разнообразием осенних красок, что привлекли их сюда. Царило если не безлюдье, то какая-то особая тишина, принадлежавшая лишь одному парку, но не его редким посетителям. Наступающая осень постепенно превращала парк из озорного мальчишки в угрюмого философа. Было по-сентябрьски тепло и даже немного жарко. В глубине аллеи, уединившись на лавке, хохотала над чем-то молодая пара.
Лена брела по парку молча, и для неё было совершенно неважно: осенний он был или летний, или может быть зимний, – она не обращала на это ни малейшего внимания. Она вся была погружена в мыслительный процесс, который сосредоточился внутри неё, и это для Лены сейчас было самым важным на всём белом свете. Даже если и белого света не будет, она всё равно останется внутри себя, чтобы довести до конца эту работу ума, бывшую в тот момент совершенно губительной для её души. Успев остыть от первых эмоций, Лена холодно планировала аборт: как она выберет поликлинику, как ляжет в кресло, как достанут из неё тело, как она встанет, как вернётся назад – в прежнюю жизнь, в которой всё будет как обычно: те же встречи, те же друзья, те же пары в мединституте, всё будет так же, всё будет прежним, лишь бы только поскорее освободиться. А ещё, и это было для нее самым важным, она скажет в лицо Владу, что его ребёнок умер, и убила его она – Лена Смирнова, та, которую он посмел бросить! Как он убил её, так и она убьёт его ребенка, да, да, умрёт не она, а его ребёнок. Она вся пребывала в жажде мщения и возврата в прежнюю жизнь. Оба этих желания, переплетаясь, возбуждали и даже как-то странно веселили её: Лена стала даже невольно улыбаться, впервые за весь этот хмурый для неё день. Улыбка была злой и потому искорёженной. Лена, Лена, ты ли это?
– Глава 3 –
Набирая на ходу номер Светы Пономаревой – медсестры из областной поликлиники, с которой она подружилась, когда проходила там практику, Лена села в обратную маршрутку. На сиденье рядом с ней сел мужчина, лет около сорока пяти.
– Алло! – раздался на том конце провода голос Светы.
– Света, это Лена Смирнова, узнала меня?
– Леночка, конечно, дорогая, конечно, узнала! – защебетала Света отчётливой скороговоркой. – Что, Леночка, у тебя случилось?
– Света, мне нужно с тобой встретиться…
– А по телефону?
– Нет, это очень важно, нужно лично, тет-а-тет.
– Хорошо, Леночка! Только знаешь, сегодня уже не получится,