к евреечкам, потискать их как следует, пока мы не расстались. Судя по всему, дело идет к этому. Сначала меня испугались, но заинтересовались. Потом отдались и наслаждались. А вот когда я содомита с присными ушатал – ужаснулись. И судя по всему, будут бояться все сильнее. Так что пока страх просто придает пикантности ночным кувырканиям, но скоро будет вязать язык и руки. Или наоборот, развяжет и то и другое, а мозги выключит. Не стоит до такого доводить. Нужно исчезнуть вовремя, оставив женщинам после себя сладостные воспоминания, чтобы порой ночами с бьющимся сердцем просыпались.
Ну и забрать нужно то, что мне должна была купить Рахиль. Дамочка крайне деловая, наверняка уже все сторговано и упаковано.
Собственно, именно так и оказалось. Рахиль купила мне несколько комплектов одежды (и дорогой новой, и добротной, но чуть подержанной); обувь; по ее заказу были изготовлены ножны и рукоять для шамшира, а также добротная подвесная для него, кожаный пояс с парными кобурами для револьверов и разгрузка с кобурами для хаудахов. Стальной шлем‑мисюрка с кольчужным подвесом, чтобы шею и плечи прикрывал, добротная бригантина с кольчужными рукавами по локоть. К моему удивлению, нашлось даже седло западно‑американского типа, с высокой лукой и чехлом для винтовки. Шелковое белье; всякие мелочи, вроде опасной бритвы или круглой фляги. Книги, карты, подшивки газет и журналов. Порох и пули для пистолетов и винтовок.
Все было уложено в небольшую лодочку около пирса, кроме комплекта новой одежды и обуви. Которые я сейчас примерял, крутясь около высокого зеркала в комнате Рахиль. Означенная дама и Марьям с глубоко скрытым волнением наблюдали за мной.
– Вроде как отменно. Что скажете, дамы? – Из зеркала на меня смотрел крепкий мужик лет сорока, в белой бумажной, как здесь говорят, сорочке, синих шароварах, синих же сафьяновых сапогах, подпоясанный синим с золотой нитью платком. Голова прикрыта скромной тюбетейкой тисненой кожи, с шитыми золотом узорами орнамента.
– Вы очень красивы, господин. – Практически хором ответили обе дамы. Репетировали, что ль?
– Отлично. Я доволен. А теперь, будьте добры, скажите мне – что вас так тревожит? – Я уселся на прикрытый курпачой айван.
Дамы переглянулись, и Рахиль, набравшись смелости, попросила:
– Отпустите нас, господин. Мы без ума от вас, но мы игрушки в ваших руках. Вы очень могущественны. Что для вас две женщины? Так, изящные скорлупки, сломаете незаметно. Вам будет в лучшем случае грустно, а нам будет больно. Или вообще ничего не будет. У меня две дочери, господин, родичи, которые живут со мной, слуги. Вы сумели напугать нашу общину, а испуганный человек опасен. Пока никто не знает о ваших посещениях, но не ошибается только бог.
– Господин, вы сказали, что любите свободу и ненавидите рабство. Но мы смиренно просим вас именно о свободе. Мы не можем отказать вам, вы сильнее всего, что мы знаем – и этим делаете нас рабынями. Увы, господин, вы этого не заметили, но это так. – Марьям подняла на меня глаза. На ресницах слезы, по щеке слезинка катится. Или