Райд
– Я решила вернуться на работу.
Я столбенею. Внутри разливается тепло. Мама наконец сделала шаг по лестнице, ведущей к привычной жизни. Мы постоянно то спускались, то поднимались в принятии случившегося. Однако возвращение к работе – это подъем как минимум на несколько ступенек.
– Ты чувствуешь, что готова? – захожу издалека.
– Это необходимо, Трес. Иначе… – мама качает головой, – мы сойдем с ума.
– Я уверен, что ты справишься.
Мама ласково гладит меня по голове. Я позволяю себе принимать все эти нежности, чтобы она быстрее восстановилась. Ей нужна поддержка, и я дам ее, несмотря на то, как подло она однажды поступила.
– Карен сказала то же самое, – говорит она, – отделение нуждается во мне, им не хватает рук. А нам скоро не на что будет жить: мы потратили почти все сбережения.
Я киваю, хотя насчет денег мама не совсем права. Моя подработка тоже приносит пользу. И за последний месяц все счета были оплачены мной.
– Послезавтра я выхожу на работу.
Гостиную озаряет светом. Солнце протискивается в комнату сквозь зазор между шторами, и мама открывает их полностью. Теперь сияет вся комната: этого света нам не хватало очень давно. С тех пор, как здесь погас маленький мальчик.
– Тебе нужно постирать что-то? – спрашивает мама. – Хочу закинуть вещи в машинку.
– Сейчас посмотрю.
Иду в комнату и открываю шкаф. Бросаю на пол несколько шорт, поло, маек. Вспоминаю о тренировочной одежде и лезу на верхнюю полку. Одним движением смахиваю вниз всю стопку. Поднимаю вещи с пола и замираю… Белый конверт, лежащий между майкой и тренировочными штанами, парализует меня. Тот самый конверт. Я стискиваю зубы и уговариваю себя не читать снова.
Нет.
Ни за что. Я только пришел в себя. Если прочту, буду снова жить как в замедленной съемке, как жертва в вечных поисках виноватых.
Получателем письма был я, но задолго до смерти Кайла. Вот только в руки ко мне оно попало уже после. В самый тяжелый период. Когда хотелось спрыгнуть с обрыва. Разбежаться и потерять себя.
– Как мне его читать? Ты в своем уме? – ору я на маму, которая, оказывается, мне и не мать вовсе.
Злость рвется наружу. Немыслимо. Жизнь уже перевернулась с ног на голову. И предательство вскрывается только сейчас. Костяшки зудят: не терпится разбить все стекла в доме и перевернуть мебель. Сделать так, чтобы наш дом перестал походить на семейное жилище. Пусть он станет руинами, где я похороню свою боль.
– Возможно, у нее что-то случилось. Я не могу знать наверняка! – Мама тоже в истерике.
– У тебя было это письмо, но ты решила показать его только сейчас? Да как ты могла!
– Я только недавно нашла его. Оно затерялось в почтовом ящике, сын.
«Сын». Мне тошно. Не верю ни слову. Она знала, но ничего не рассказала. Не призналась раньше.
– И что мне, по-твоему, делать? Просто прочитать его сейчас? Сколько времени уже прошло?
Я не вижу ничего, кроме тусклой лампы на столе. В комнате настоящая тьма и холод. Мама сидит