продолжил:
– От смертушки спас деда мой друзьяк. Было это давненько, ешо помоложе я был. По зиме поехал на нашем маштаке[47] в бор за ветьем[48]. Так вот, собираю ветье в сани, а Кабысдох тилипается[49] вокруг меня. Тут маштак захрипел и стал прясть ушами, да и Кабысдох штой-то почуял, зарычал. Маштак от страха завилюжил[50], попятился, а сани-то зацепились за пень, перевернулись и грядкой[51] придавили мне ноги. Я – глядь в сторону буерака[52]. Тю! А тамаки махиннай[53] матёрый бирюк[54] стоить и своими жёлтыми бельтюками смотрить на меня. Всё нутро у меня дюже захолонуло[55]! И думка мене пришла, што это карачун[56] мой стоить, враз[57]он меня, варнак серый, съист! Ружжа-то у меня не было с собой. А мой друзьяк не испужался. Да-а-а. Он в одночас[58] кинулся на бирюка. Схватились они кублом, но мой Кабысдох успел зараз за горло бирюку прищипиться клыками, и сам кубыть[59] пострадал, но серого отогнал! Да-а-а.
Вскоре в горницу вошла Лизавета с цыбаркой[60] парного молока и, обращаясь ко мне, предложила:
– Лександра, отведай парного молочка.
Дед Воробей обратился к ней:
– Лизавета, чадонюшка, заберечь[61] гостя. Глянь, какой он подарок деду сделал. Вот я и гутарю, што тапереча в новой справе[62] зараз пойду на игришша[63].
Он надел гимнастёрку, нахлобучил на голову фуражку и, стоя перед зеркалом в тяжёлой деревянной оправе, висевшим над столом, цокая языком, с явным удовольствием любовался собой. Это зеркало по периметру было всё облеплено пожелтевшими фотографиями каких-то незнакомых мне дедов в казачьей форме и с шашками, женщин различного возраста. Оно выглядело своеобразным окном в прошлое.
И тут я увидел на левой штанине шаровар деда надорванный клок ткани. Не удержавшись, шутливо спросил:
– Дедуня, это где же Вы шаровары разорвали, небось к девкам через плетень лазили?
Дед, оторвавшись от зеркала, гневно спросил меня:
– Лександра, вот ты скажи, наприклад[64], мене, какое такое право имеет Гитлер, анчибел[65] треклятый, забижать старика?
Я удивлённо посмотрел на деда, потом на Лизавету. Она улыбнулась и, махнув рукой, сказала:
– Да Гитлер – это цап[66] Найдёновых. Забижает стариков и ребятишек малых. Анадысь[67] на деда нашего кинулся, чуть до смерти не забрухал[68].
Дед Воробей, воодушевившись, продолжил:
– Третьего дня заранкой я почекилял[69] погутарить к своему друзьяку деду Федоту. Порешали мы с ним готовить собе домовины[70] – ужо пора в дальний поход сбираться. Так вот, иду я напрямки по мостку через буеракский ручей[71]. Ентот мосток такой узкий, што по нему пройдёть тока один человек. Да-а-а.
Дед замолчал, обдумывая дальнейший ход своих мыслей. Затем он, посасывая уже потухшую