и не выходили. «Всего лишь одно убийство, – мысленно возмущался Дилан, шагая вверх по лестнице, – а все попрятались, будто половину университета вырезали. Их даже не проверяют. Идиоты. И не с кем поговорить». Два дня шестеро друзей не виделись, но никто, впрочем, из них не прятался, хотя, может, некоторые и скрывались, желая побыть в одиночестве. Мэрион, к примеру, как можно было предположить, пользовался свободным временем в полной мере – сидел за учебниками; собственно говоря, так, наверное, поступили практически все, за исключением, может быть, Фэлиса, который, скорее, открыто ласково отозвался бы о своей матери, которую всегда звал только по имени, чем взялся бы за гору долгов. Но они мало чем волновали Дилана. Ему был непонятен его брат, с детства не терпевший учебу, неусидчивый, проще говоря, такой же – но и от него не было слышно все эти дни. Направляясь в сторону его комнаты, Дилан предполагал, почему его решительно забыли, но адекватной, с его точки зрения, причины он так и не нашел. Добравшись до двери в конце коридора – первой или последней, как посмотреть, – он постучал по дереву, стараясь делать это так, чтобы стук не выдавал все накопившееся негодование раньше времени.
Через полминуты дверь открылась, и показалась голова Мортимера. Он был взъерошен, щеки покраснели, волосы растрепались; белая футболка съехала с плеча, штаны были натянуты, но не застегнуты – видимо, одевался впопыхах. При виде брата он широко улыбнулся, но внимание Дилана метнулось за его фигуру: там, на кровати, сидела, прикрывшись одеялом, девушка, в которой юноша узнал Еву, свою одногруппницу; увидев Дилана, она отыскала свои вещи и, быстро одевшись, поднялась с кровати. Девушка взяла в руку туфли и тихо протиснулась между близнецами, подмигнув на прощание Мортимеру и кивнув Дилану. Братья проигнорировали невербальные обращения и не проводили ее удаляющуюся спину взглядом.
– Ева? – сказал Дилан. – Ты серьезно? У нее же кокаин вместо мозгов.
– А что? – усмехнулся Мортимер, отходя в сторону и пропуская брата. – Девушки сводят меня с ума.
Закрыв дверь, он прошел к кровати, припрыгнув, сел и смотрел за тем, как Дилан настежь открыл окно, чтобы свежий воздух стер плотный запах пота и постели. После этого Дилан взял стул из-за стола, развернул его спинкой к кровати и сел к брату лицом, расставив ноги в стороны и свесив руки со спинки.
– Объяснишь? – спросил Дилан.
– Что? – вскинул бровь Мортимер.
– Два дня. Я не видел тебя два дня, хотя обычно ты ходишь, прилепленный к моей ноге.
– Так ты скучал! – засмеялся Мортимер. – Я польщен: сам Дилан Мелтон скучает по мне! Надо же! Что, зеркала уже недостаточно?
Мортимер опять рассмеялся, и черты Дилана немного смягчились. Он было закатил глаза, но не смог сдержать глупую усмешку.
– Чем ты занимался?
– С Евой? – опять усмехнулся Мортимер: ему почему-то было очень весело, и хотелось много смеяться; однако, увидев чужой непробиваемый взгляд, он сдался