занимались продажей газеты «Фарола».
Венгра Андре не следует путать с вышеупомянутым Андре, шефом альберга, и поэтому будем лучше называть его так, как его звал Габриел, то есть Унгар. Это значит «венгр», хотя по-каковски это, я не знаю. С Унгаром у нас тоже сложились самые дружеские отношения. В отличие от весьма простого, хотя и по-крестьянски хитро-смекалистого Габриела, Унгар был парень очень начитанный и умный. С Унгаром, впрочем, приходилось общаться по-испански, так как по-русски он не понимал.
По-русски Унгар знал слова «товарищ», «дружба» и «человек».
Как-то раз, встретив на улице идущих к метро Габриела и Унгара, Шосс вспомнил вычитанное когда-то в книге про солдата Швейка венгерское выражение бассом мазолят и немедленно сообщил его Унгару, который действительно был чрезвычайно похож на венгерского гонведа с известных иллюстраций Йозефа Лады. Лицо Габриела вытянулось, а Унгар выпучил глаза и спросил, откуда Шосс узнал эту дрянь. Шосс объяснил и поинтересовался, что это по-венгерски значит. Унгар развеселился, но отвечать не захотел.
– Это значит «… твою мать», – объяснил Габриел, и они с хихикающим Унгаром скрылись в метро.
С тех пор мы приветствовали Унгара строго выражением бассом мазолят, а он отвечал тем же и хихикал. С Габриелом же мы здоровались общеславянским словом курва.
Гога и Нодар. Бывший Союз Советских Социалистических Республик в альберге «Эль Парке», кроме нас с Шоссом, представляли: молдаванин Саша (мы так и называли его – Саша-Молдаван); грузины Нодар и Гога; крымчанин Гена (ныне покойный); русский Вова-Карман; ещё какие-то русские хмыри; политик А. М. Бедарьков; наконец, Олег, позже наречённый Тушканом, с которым мы впоследствии стали друзьями.
Гога и Нодар, конечно, сразу узнали в нас с Шоссом бывших соотечественников, но заговорили с нами не сразу и поначалу неохотно. Позднее я понял, почему. Русскоговорящая публика, обретающаяся на Западе, вдали от границ бывшего СССР, – как правило, весьма сомнительного свойства. В скором времени мы с Шоссом сами в этом убедились.
Пообщавшись с заграничными русскими и поняв, что не в пример лучше иметь дело с неграми, нежели с бывшими соотечественниками, я, заслышав где-то в Мадриде русскую речь, старался не подавать виду, что я русский. Позже я ещё вернусь к этой теме.
Конечно, даже среди экс-советских встречались ребята нормальные. Гога и Нодар, несомненно, таковыми являлись. Ну, что значит нормальные? С ними можно было поговорить о том, о сём, не испытывая при этом неприятных эмоций. Напротив, они нас часто веселили, а мы – их. Мы обедали вместе в столовой на Палос де ла Фронтера, ходили в парк Ретиро, а иногда даже выпивали как за наш, так и за их счёт.
Думаю, Гога и Нодар на меня не обидятся, если я упомяну, что они были любителями покурить чего покрепче табака. Купить у альберговских арабов первоклассный марроканский гашиш, как я говорил, не являлось проблемой. Что касается Гоги, то он также